Горан, вынырнув из глубокого молчания, в котором пребывал, произнес только одно слово:
— Птицы. — Сначала никто не понял. Но он невозмутимо продолжал: — Я не сразу заметил и только сейчас обратил на это внимание. Странно. Послушайте…
Из мрака леса доносилось щебетание множества птиц.
— Они поют, — с изумлением произнесла Роза.
Горан обернулся к ней и согласно кивнул.
— Все дело в свете. Птицы перепутали и решили, что это рассвет. И потому запели, — объяснил Борис.
— Вам кажется, что в этом нет никакого смысла? — снова продолжил Горан, теперь уже глядя прямо на них. — Тем не менее он есть… Пять закопанных рук. Части тел, лишенные самих тел. Если на то пошло, во всем этом нет никакой жестокости. Без тел нет лиц, без лиц — нет индивидуумов, личностей. Нам следует задаться вопросом: «А где же девочки?» Потому как здесь, в этих могилах, их нет. Мы не можем посмотреть им в глаза. Не можем почувствовать, что они такие же, как мы… Потому что, на самом деле, во всем этом нет ничего человеческого. Это — только части… Никакого сострадания. Он не позволил его почувствовать. Он оставил нам только страх. Невозможно испытать жалость к этим маленьким жертвам. Он всего лишь хочет, чтобы мы знали, что они мертвы… Тысячи птиц во мраке вынуждены щебетать вокруг неестественного по своей природе света. Нам не удается увидеть их, в то время как они наблюдают за нами — тысячи птиц. Что это такое? Все очень просто. Вот он — результат обмана. Обратите внимание на фокусников: зло, принимая форму самых обыденных вещей, иногда вводит нас в заблуждение.
Мертвая тишина. Криминолог очередной раз отыскал маленькое и емкое, полное особого смысла символическое значение. То, что другим зачастую просто не под силу увидеть либо — как в этом случае — почувствовать. Детали, очертания, оттенки. Мрак, окружающий вещи, темная аура, в которой притаилось зло. У каждого убийцы есть свой замысел, точная форма, обеспечивающая ему удовлетворение и гордость. Самая сложная задача — понять, каково же его видение. Именно поэтому Горан был здесь. Именно за этим его и позвали: он нужен был для того, чтобы, опираясь на вселяющие уверенность сведения его науки, найти это необъяснимое зло.
В этот момент к ним приблизился техник в белом одеянии и с выражением недоумения на лице обратился напрямую к старшему инспектору:
— Господин Роке, тут еще одна проблема… теперь рук уже шесть.
2
Учитель музыки разговаривал.
Однако вовсе не это было самым удивительным. Подобное случалось неоднократно. Многие одинокие люди, сидя за стенами собственного дома, высказывают вслух свои мысли. Миле тоже случалось разговаривать с самой собой, когда она оставалась одна.
Нет, самое поразительное заключалось в другом. И именно это стоило целой недели засад, устроенных ею на холоде в собственной машине, неотлучно находившейся перед домом коричневого цвета. При помощи маленького бинокля девушка следила за тучным и белесым мужчиной лет сорока, преспокойно передвигавшимся в своей маленькой, размеренной вселенной и постоянно повторявшим одни и те же жесты, словно это были нити паутины, о которых, однако, знал только он один.
Учитель музыки разговаривал. Но на этот раз новость заключалась в том, что он называл имя.
Мила видела, как буква за буквой оно возникало на его губах. Пабло. Это было подтверждением, ключом, позволявшим ей проникнуть в этот таинственный мир. Теперь он был ей известен.
У учителя был гость.
Каких-то десять дней тому назад Пабло был всего лишь восьмилетним мальчишкой с каштановыми волосами и озорными глазами, обожавшим носиться на своем скейтборде по всему кварталу. Одно оставалось совершенно неизменным: если Пабло должен был выполнить какое-либо поручение своей матери или бабушки, то он непременно делал это на своем скейте. Он часами катался взад-вперед по дороге на этой штуковине. Для соседей, постоянно видевших его под своими окнами, маленький Паблито — как его все ласково называли — казался неотъемлемой частью общего пейзажа.
Возможно, именно поэтому никто в то февральское утро не заметил ничего особенного в маленьком жилом квартале, где все знали друг друга по именам, а дома и жизни их обитателей были как две капли воды похожи. Зеленый фургон «вольво» учитель музыки нарочно выбрал себе такую машину, потому что он ничем не отличался от других семейных автомобилей, припаркованных по соседству, — появился на пустынной улице. Тишина самого что ни на есть обычного субботнего утра была прервана медленным шуршанием асфальта под шинами колес и тоскливым шарканьем катившегося скейтборда, медленно набиравшего скорость… Потребовалось шесть долгих часов, прежде чем кто-то заметил, что среди привычных звуков в ту субботу чего-то не хватало. Того самого шарканья. И что маленький Пабло, разлученный в то леденящее солнечное утро с любимым скейтом, был поглощен наползающей тенью, не захотевшей больше его отпускать.
Эта доска с четырьмя колесиками вскоре исчезла в толпе полицейских, сразу же после поступившего сигнала оцепивших квартал.
Все случилось каких-то десять дней тому назад.
И это могло оказаться слишком поздно для Пабло. Поздно для его хрупкой детской психики. Поздно для того, чтобы, проснувшись, не получить тяжелой травмы от этого дурного сна.
На этот раз скейт оказался в багажнике полицейской машины, наряду с другими предметами, игрушками, одеждой мальчика. Вещдоки, которые Мила обследовала в поисках следов и которые привели ее к этому мрачному логову. К учителю музыки, который преподавал в высшей школе и каждое воскресное утро играл в церкви на органе. Он был вице-президентом музыкальной ассоциации, которая ежегодно организовывала небольшой Моцартовский фестиваль. Безликий и робкий одинокий человек в очках, с залысинами и влажными потными руками.
Мила очень хорошо его изучила. Потому что у нее был особый талант.
Она, закончив академию, пришла в полицию с вполне определенной целью и полностью посвятила себя этому делу. Ее не интересовали преступники, как таковые, а еще меньше сам закон. Вовсе не из-за этого она непрерывно прочесывала каждый угол, где злобный призрак свил свое гнездо и где вдали от всего мира томилась чья-то жизнь.
Мила почувствовала резкую боль в правой ноге в тот самый момент, когда прочла имя Пабло на губах его тюремщика. Возможно, это было вызвано длительным пребыванием в машине в ожидании сигнала. А может, из-за раны в бедре, на которую она уже успела наложить пару швов.
«Потом еще подлечу», — пообещала она себе. Однако это будет потом. Думая об этом, девушка для себя уже решила, что стремительно проникнет в этот дом, чтобы разрушить колдовские чары и прекратить этот кошмар.
— Агент Мила Васкес — Центральному управлению. Обнаружен субъект, подозреваемый в похищении Пабло Рамоса. Местонахождение — дом коричневого цвета, номер 27, бульвар Альберас. Возможно, он вооружен.
— Хорошо, агент Васкес, мы направляем к тебе два патруля. На это уйдет минут тридцать.
