Слишком много времени.
У Милы его нет. У Пабло его нет.
Ужас от мысли, что может быть уже поздно, вынудил ее направиться к дому.
Звуки радио отзывались дальним эхом, и она, с пистолетом в руке, внимательно оглядываясь по сторонам и передвигаясь стремительными короткими перебежками, быстро добралась до забора бежевого цвета, огораживавшего только заднюю часть строения.
Огромный платан отчетливо вырисовывался на фоне дома. Листья изменяли свой цвет в зависимости от ветра, выставляя напоказ серебристый профиль. Мила добралась до деревянной калитки, притаилась за забором и прислушалась. Время от времени до ее ушей долетали звуки песни в стиле рок, приносимые ветром из находившегося поблизости коттеджа. Мила, приподнявшись над калиткой, увидела перед собой хорошо ухоженный сад с пристройкой для рабочего инвентаря и красный резиновый шланг, кольцами извивавшийся по траве до самого разбрызгивателя. Пластиковая мебель и газовый барбекю. Все абсолютно спокойно. Стеклянная матовая дверь цвета мальвы. Мила просунула руку в калитку и осторожно подняла задвижку. Петли заскрипели. Девушка приоткрыла калитку ровно настолько, чтобы беспрепятственно проникнуть в сад. Затем снова закрыла ее за собой, чтобы никто внутри дома, выглядывая наружу, не заметил бы никаких перемен. Все должно быть так, как было. Мила, осторожно на цыпочках ступая по траве, чтобы не оставлять после себя следов, — точно так, как ее учили в академии, — направилась к коттеджу. В случае необходимости девушка в любой момент была готова снова встать во весь рост. За доли секунды она оказалась рядом с дверью черного хода, сбоку от которой было невозможно отбросить тень, если заглянуть внутрь дома. Она так и сделала. Матовые стекла двери не позволили ей разглядеть, что творилось внутри, но по очертаниям мебели она поняла, что, скорее всего, это была кухня. Мила пошарила рукой по двери, пока не нащупала на противоположной стороне ручку. Она ухватилась за нее и опустила вниз. Щелкнул замок.
Дверь была не заперта.
Учитель музыки, должно быть, чувствовал себя вполне безопасно в этом логове, которое он устроил для себя и своего пленника. И совсем скоро Мила поймет почему.
От соприкосновения с резиновой подошвой скрипел покрытый линолеумом пол. Девушка попыталась следить за своими шагами, чтобы не издавать лишнего шума, но затем она решила снять кроссовки и оставить их рядом с мебелью. Босая, она добралась до коридора, где и услышала его разговор…
— Мне нужен готовый обед и какое-нибудь средство для чистки керамической посуды… Да, как раз именно это… Затем привезите мне шесть упаковок куриного супа, сахар, одну телепрограмму и пару пачек сигарет лайт, той же самой марки…
Голос доносился из гостиной. Учитель музыки делал заказ по телефону. Что, слишком занят, чтобы выйти из дому? А может, он просто не намерен покидать свое жилище и хочет остаться, чтобы следить за каждым движением своего гостя?
— Да, номер 27, бульвар Альберас, спасибо. И непременно сдачу с пятидесяти долларов. У меня только такие купюры.
Мила, ориентируясь на голос, прошла мимо зеркала, в котором увидела свое искаженное отражение. Почти такое же, как в луна-парке. Приблизившись к двери комнаты, она вытянула вперед руки с пистолетом и, затаив дыхание, влетела в комнату. Девушка надеялась застать его врасплох, может, даже со спины, у окна, да еще и с трубкой в руках. Прекрасная живая мишень.
Но никого не оказалось.
Гостиная была пуста, трубка аккуратно висела на телефоне.
Только когда девушка почувствовала упиравшиеся ей в затылок, словно в поцелуе, холодные уста пистолета, она поняла, что из этой комнаты никто никуда не звонил.
Он стоял у нее за спиной.
Мила проклинала себя за то, что оказалась такой дурой. Учитель музыки очень хорошо обустроил свое логово. Скрип садовой калитки и пола, покрытого линолеумом, послужил сигналом тревоги, указывающим на присутствие непрошеного гостя. Потом этот фальшивый телефонный звонок как наживка для заманивания добычи. Искажающее зеркало, для того чтобы незаметно встать за спиной. Все это было частью западни.
Девушка успела почувствовать, как он протянул к ней руку, чтобы выхватить пистолет. Мила не оказала сопротивления.
— Ты можешь выстрелить в меня, но это тебя не спасет. Скоро здесь будет полиция. Теперь ты не сможешь выкрутиться и тебе лучше сдаться.
Он не ответил. Краем глаза ей показалось, что она увидела выражение его лица. Неужели он улыбался?
Учитель музыки отступил. Дуло оружия отделилось от головы Милы, но ей показалось, что она все еще чувствовала магнетическое притяжение между своим затылком и пулей в стволе. Затем мужчина повернул Милу к себе лицом и попал наконец в поле ее зрения. Он долго и пристально изучал девушку, при этом совсем не глядя на нее. В глубине его глаз Мила разглядела некое подобие врат в преисподнюю.
Учитель музыки безо всякого страха повернулся к ней спиной. Мила видела, как он уверенным шагом направился к роялю, стоявшему у стены. Остановившись перед инструментом, сел на табурет и посмотрел на клавиатуру. На углу рояля, с левой стороны, он положил оба пистолета.
Мужчина приподнял руки, а через мгновение уронил их на клавиши.
Звуки шопеновского Ноктюрна до минор разнеслись по комнате. Мила тяжело дышала, напряжение от сухожилий и мышц шеи передалось всему ее телу. Пальцы учителя музыки легко и грациозно скользили по клавишам. Загипнотизированная нежностью звуков, Мила превратилась в их невольного слушателя.
Пытаясь изо всех сил вернуть себе прежнюю ясность рассудка, она медленно пятилась до тех пор, пока снова не оказалась в коридоре. Переведя дух, девушка попыталась немного успокоить учащенно бьющееся сердце и, преследуемая мелодией, стремительно помчалась по комнатам в поисках ребенка.
Последовательно, одну за другой, она осматривала комнаты. Кабинет, ванная, кладовая…
И так до тех пор, пока не наткнулась на запертую дверь.
Девушка плечом выбила ее. У нее болело бедро, поэтому всю тяжесть удара она перенесла на дельтовидную мышцу. И дерево поддалось.
Слабый свет коридора первым проник в комнату с показавшимися на первый взгляд замурованными окнами. Мила шла вслед отражению в темноте до тех пор, пока ее взгляд не натолкнулся на застывшие от ужаса глаза, в упор смотрящие на нее. Паблито сидел на кровати с прижатыми к тщедушной груди коленями. На нем были только трусы и футболка. Он изо всех сил пытался понять, что случилось, следует ли этого бояться и является ли Мила также частью его дурного сна. Девушка сказала то, что всегда говорила детям, которых находила:
— Нам нужно идти.
Он кивнул, протянул руки и взобрался на нее. Мила прислушивалась к музыке, которая, продолжая звучать, ни на мгновение не переставала преследовать ее. Девушка боялась, что пьеса вскоре закончится и у нее не останется времени покинуть этот дом. Ею вновь овладела тревога. Она подвергала риску свою жизнь и жизнь заложника. И теперь она боялась. Боялась вновь совершить ошибку, споткнуться в самый последний момент, когда будет выбираться из этого проклятого логова. А может, боялась того, что этот дом никогда уже больше не выпустит ее и она будет заточена в нем, как в коконе, оставаясь его вечной пленницей.
