— Ты бери за ноги, — сказал я, поднимая руки Руперта. — Это ты втянул нас в эту передрягу, тебе и нюхать его расчудесные ножки всю дорогу.
8
Стены небольшой однокомнатной квартирки, расположенной прямо над нашим офисом в Вествуде, никак нельзя назвать звуконепроницаемыми. На самом деле мы обратили на это внимание только в последнее время, убедившись на личном опыте. Последние два дня, пока там заточен Руперт, мы слышали все виды стуков, криков и довольно много всяких бранных слов, многие из которых, однако, не были лишены смысла. По крайней мере, я выучил несколько хороших выражений, которые можно бурчать себе под нос во время следующей налоговой проверки.
По правде говоря, я не совсем понимаю, что он там так нервничает. Ну да, мы его заперли против воли, предварительно стукнули по башке, проволокли по грязному лесу и засунули в багажник «линкольна-Марк 8» и везли по всяким кочкам и колдобинам, но у него же есть вода, кровать и любая жрачка из ресторанов, какую только попросит. Один раз мы даже заказали ужин в ресторане «Драконы-близнецы», а глутамат натрия, столь любимый в китайской кухне, стоит недешево.
— Ты должен поесть, — сказал Эрни Руперту.
— Ты должен попить, — подпевал я.
— Спасибо, не буду. — Это был единственный ответ.
В первый же день он от нас словно стеной отгородился. На все предложения поесть он кривил морду и отвечал вежливым отказом. Наш план состоял в том, чтобы он смирился и успокоился, а затем вбить ему в башку, что никакой он не прогрессист, а просто парень, которому нужна помощь и которого любит сестра. Но сейчас с этими своими постоянными «спасибо, не буду» он ставил нам палки в колеса.
— Может, нам нужна профессиональная помощь? — предложил я Эрни в первое же утро.
— И что же психотерапевт может сделать такого, что нам не под силу?
— Заставить его поесть, например.
— Да я могу все, что могут эти докторишки, малыш. Смотри и внемли.
Но такой самоуверенный ответ ничем не помог Руперту. Все заявления и часовые лекции Эрни влетели в одно ухо, а вылетели в другое. Это было похоже на звездный час гипнотизера в исполнении Тони Роббинса в фильме «Любовь зла» (кстати, Тони Роббинс наверняка анкилозавр, как и Джон Тэш и Рози Грайер, человек просто не может быть таким здоровым и тяжелым). И все пошло вкривь и вкось, как и в том фильме. Руперт просто сидел и пялился на нас, а мы — на него.
— Это что, поможет твоему прогрессу? — спросил Эрни. — Если ты не будешь есть, пить и разговаривать, то сыграешь в ящик. Как ты думаешь, если ты подохнешь, то от тебя будет больше проку?
Ответа не последовало. Либо парень просто не понимал этого риторического вопроса и capказма, содержащегося в нем, либо просто считал ниже своего достоинства отвечать. Руперт просто сидел, скрестив ноги, на полу или на раскладном диване, приготовившись, если понадобится, уйти в мир иной, только бы разозлить нас.
Луизе мы ничего не сказали. Ей не нужно видеть своего брата таким.
Когда второй день заточения подошел к середине, то, должно быть, приступ голода пересилил ту зависимость от философии прогрессистов, которая заставляла Руперта придерживаться прежних убеждений, и он более чем охотно доел то, что осталось со вчерашнего дня, а осталось, прямо скажем, немало. Он с жадностью заглотил две тарелки тайской жареной лапши, огромную порцию острых цыплят из KFC, а потом побежал в ванную, из чего я полагаю, что его желудок взбунтовался против такого неестественного сочетания продуктов.
— А теперь ты с нами поговоришь? — спросил Эрни. Но он хотел слишком многого.
— По крайней мере, мы заставили его поесть, Эрн, — заметил я. — А попозже, возможно, он и заговорит.
Затем мы попытались провести еще один любительский сеанс коррекции личности Руперта. В основном он сводился к тому, что мы стучали в дверь, говорили Руперту, что он спятил, а он посылал нас в ответ куда подальше.
Мы по-прежнему считали, что лучше Луизе ничего не говорить. Пока что.
В ту ночь мы с Эрни остались ночевать в офисе, поскольку волновались, что Руперт попытается сбежать из своей темницы, хотя мы и постарались на славу, чтобы сделать побег невозможным. Мы заколотили окна досками, навесили замки на двери, выдернули телефонный шнур, то есть наш пленник был лишен всех способов общения с внешним миром. Я чувствовал себя преступником, когда запирал Руперта в четырех стенах (хотя фактически мы с Эрни и были преступниками), но, честно сказать, наша затея казалась мне делом хорошим и правильным, так что я и думать забыл о том, что совершаю преступление, и выполнял намеченный план.
Мы с Эрни были на месте, когда на следующее утро Руперт решил покончить с пассивным сопротивлением похитителям и начал вести себя просто отвратительно. Он принялся колотить по полу, стенам и дверям, орать наши имена во всю свою осипшую глотку (подумать только, он еще и простудился), угрожая нам судом и физической расправой. Ясное дело, так долго продолжаться не могло, поскольку вскоре на работу пришли бы обладатели остальных офисов, и было бы странным, что у нас тут ти-рекс орет на всю улицу, что два динозавра с третьего этажа похитили двадцатидвухлетнего парня и в настоящее время удерживают его против воли. Такие вещи привлекают внимание даже в Лос-Анджелесе.
И тогда мы позвонили Луизе.
Она пришла через двадцать минут. Ее щеки пылали от предвкушения встречи с братом или из-за того, что ей пришлось срочно напялить на себя личину и примчаться в Вествуд.
— Он сейчас не очень-то слушает, что ему говорят, — предупредил я. — Возможно, у тебя и не получится наладить с ним контакт.
Но Луиза сказала, что все равно должна попробовать, и мы с уважением отнеслись к ее решению. Итак, она пробыла с Рупертом вот уже три часа, вероятно, успокаивая его и, надеюсь, достучавшись до его мозгов.
Мы с Эрни били баклуши в нашем кабинете на третьем этаже. Мы не могли ничем помочь Луизе и не могли заняться расследованием других неотложных дел.
— Эй, — предложил я. — Может я сбегаю и проверю, нет ли новостей о подружке Минского. Обернусь за полчаса.
— Ты мне нужен здесь, — сказал Эрни. — На тот случай, если он задумает удрать.
И я остался сидеть. Почистил когти. Почитал газетку. Снова почистил когти. Спустился вниз и поковырялся вычищенными когтями в грязи, поскольку мне нужно было чем-то занять себя. Затем почистил когти в третий раз.
Наконец, раздался стук в дверь, и вошла Луиза. Человеческий макияж, который она так умело наносила поверх своей маски, полосами растекся по щекам, из-за чего латекс стал темно-фиолетовым. Мы с Эрни рванули к ней на помощь, но я притормозил на старте и позволил Эрни принять на себя главный удар.
Между всхлипываниями Луиза объяснила, что Руперт не произнес ни звука, и она даже не понимает, слышал ли он хоть слово из того, что она сказала. Он даже почти не обращал внимания на ее присутствие, пока она была там.
