Чем дальше от берега уходил «Ястребиный огонь», тем сильнее
становилась зыбь. С каждым стоном корабля в Норреке нарастала уверенность, что
в какой-то момент море раскрошит ветхий корабль в труху. И всё же «Ястребиный
огонь» продолжал продвигаться, осёдлывая одну волну за другой. Кроме того,
несмотря на пёструю внешность капитана Каско и его разношёрстную команду,
экипаж отлично справлялся` с судном. Матросы ловко взлетали вверх по канатам и
суетились на палубах, держа корабль в готовности ко встрече со стихиями.
Усмирить они не могли разве что шторм. Небо неотвратимо
чернело, там и тут его рассекали сполохи молний. Ветер усиливался, сгибая мачты
и пытаясь разорвать паруса. Норрек, наконец-то оказавшийся снаружи, поспешно
вцепился в перила — волна толкнула «Ястребиный огонь» в бок.
— Право руля! — кричал где-то Каско. — Право руля!
Рулевой подчинился приказу, но ветер и вода восстали против
него. На помощь кинулся второй член экипажа, и, лишь приложив огромные усилия,
пара выполнила указание капитана.
Наконец полил дождь, и поток с небес заставил Норрека
спрятаться в каюту. Он не только ничего не знал о мореплавании, но, облачённый
в доспехи, рисковал жизнью каждый раз, приближаясь к перилам. Одна злая волна —
и он полетит за борт.
Грязная лампадка, яростно качающаяся под потолком, отчаянно,
но тщетно пыталась осветить каюту. Норрек шлёпнулся на койку и попытался
думать. Он ещё не полностью отбросил надежду избавиться от треклятых лат, но
по-прежнему даже понятия не имел, что делать. Тут требуется могущественный маг,
а он не знал никого с такими способностями. Если бы только можно было попросить
Фаузтина…
Воспоминания о виденном на причале — или вроде бы виденном —
вернулись, вновь бросив Норрека в дрожь. Лучше забыть о Фаузтине — и о Сэдане
тоже. Они мертвы.
Настала ночь, но шторм не утих. Норрек заставил себя
спуститься за похлёбкой и в первый раз заметил, что часть экипажа озирает его
не только с равнодушием и презрением. Теперь несколько взглядов казались почти
дружелюбными. Дружелюбными, но всё же пугающими. Норрек не сомневался, что это
связано с доспехами. Кто он? — должно быть, удивлялись они. Доспехи говорили о
силе и власти. Зачем же такому, как он, путешествовать на столь убогой
посудине, как «Ястребиный огонь»?
И снова он забрал еду в каюту, предпочтя одиночество. На
этот раз пища оказалась чуть более аппетитной, или, возможно, предыдущее варево
так сожгло язык солдата, что он лишился вкусовых ощущений. Норрек проглотил все
до капли, лёг и попробовал уснуть. Он не жаждал вновь увидеть сны о Бартуке, и
кошмары о гробнице отнюдь не привлекали его. Но усталый боец просто
проваливался в дрёму и знал, что бороться с изнеможением не стоит. Даже
жестокая качка «Ястребиного огня» не помогала держать глаза открытыми…
— Так… хорошо… отдохнуть, — раздался скрипучий, но
по-прежнему знакомый голос. — Но ведь… говорят… грешники недостойны… покоя… а?
Норрек с выпучившимися глазами вскочил на ноги. Фитиль в
лампе едва тлел, но даже при этом крохотном огоньке солдат видел, что в
комнатёнке больше никого нет.
— Проклятие!
Очередной кошмар. Глядя на лампу, Норрек сообразил, что мог
уснуть, даже не сознавая этого. Голос звучал в его голове, и нигде больше.
Голос ныне потерянного товарища…
Голос Сэдана.
Грянул гром. «Ястребиный огонь» содрогнулся. Норрек ухватился
за край койки, потом снова попытался лечь и расслабиться.
— Надо было… послушаться Фаузтина… Норрек. Теперь уже… может
быть… слишком поздно.
Он оцепенел, лишь взгляд метнулся к двери.
— Иди к нам, друг… к Фаузтину… и ко мне.
Норрек выпрямился.
— Сэдан?
Ответа не последовало, но снаружи каюты заскрипели доски,
словно кто-то прошёл по ним и теперь остановился у самой двери.
— Кто там?
«Ястребиный огонь» накренился, и Норрек чуть не покатился
кубарем. Солдат прижался к переборке, взгляд его не отрывался от двери. Неужели
он вообразил и этот хриплый, рождающийся в муках голос Триста?
После кошмара в гробнице прошло несколько дней, измотавших
нервы опытного бойца хуже любого сражения, но всё же что-то тянуло Норрека к
двери. Весьма вероятно, что, когда он откроет её, там никого не окажется.
Сэдана и Вижири там быть не может, они не поджидают друга, так безжалостно
убившего их. Такое случается только в страшных историях, рассказанных шёпотом у
ночных костров.
Но и о чудовищных разумных латах Норрек до сих пор не
слыхал.
И снова скрипнули доски палубы. Норрек стиснул зубы,
потянулся к щеколде…
Рука в перчатке резко повернулась — и запылала зловещим
красным.
Норрек отдёрнул перчатку, удивлённо наблюдая за внезапно
потускневшим свечением. Он протянул руку снова, и на этот раз ничего не
случилось. Успокаивая себя, Норрек отодвинул засов и настежь распахнул дверь…
Дождь и ветер обрушились на него, но никакой жуткой фигуры,
обвиняюще грозящей ему костлявым пальцем, снаружи не было.
Натягивая плащ, Норрек поспешил на палубу; взгляд его
метнулся влево, потом вправо. Где-то на носу маячили размытые силуэты матросов,
сражающихся с парусами, но — ни следа воображаемых фантомов.
Чьи-то тяжёлые шаги заставили его повернуться к корме —
оттуда на бак бежал один из людей Каско. Человек миновал бы Норрека, даже не
взглянув на него, но солдат остановил его. Не обращая внимания на свирепое
выражение лица матроса, он прокричал:
— Ты никого здесь не видел? Никто не стоял около моей каюты?
Моряк фыркнул что-то на чужом языке и отпрянул от Норрека,
словно от прокажённого. Солдат проводил взглядом убегающего, а затем посмотрел
на перила. В голову ему пришла нелепая мысль, но всё же, рискуя жизнью, он
шагнул к краю и перегнулся через поручни.
Волны безостановочно бились об истрёпанный временем корпус
«Ястребиного огня», словно изо всех сил пытаясь проломить деревянную обшивку,
наполнить собой брюхо корабля и утащить судно и его обитателей в пучину, к
гибели. Море бурлило, иногда вздымая волны так высоко, что Норрек с трудом
различал небеса.
Но предполагаемого посетителя видно не.было. Мстительный
призрак не цеплялся за борт. Значит, не простившие убийцу тени Сэдана Триста и
Фаузтина не стояли под дверью каюты. Он просто вообразил их, как и раньше.
— Ты! Что ты делать снаружи? Внутрь! Внутрь!
