— Один факт я сообщу тебе немедленно, факт, который считаю
наиглавнейшим в твоей ситуации. До основания Лат Голейна этот край какое-то
время служил колонией империи Кешьястан. Здесь были храмы Вижири и военные
лагеря. Однако позже, когда уже появились братья Бартук и Горазон, империя
начала удаляться от этой стороны моря. Влияние Вижири оставалось прочным, но их
присутствие обходилось слишком дорого для большинства. — На тёмном узком
старческом лице заиграла почти детская улыбка. — Все это так очаровательно,
правда!
Норрек, в сложившихся обстоятельствах мало интересующийся
уроками истории, нахмурился. Ничего не заметивший Дрогнан продолжил:
— После войны, после поражения и смерти Бартука, империя уже
не вернула былую славу. Хуже того, величайшие волшебники, сияющий свет
королевства, претерпели слишком много телесных, а главное — душевных мук. Я,
конечно, говорю о Горазоне.
— Который пришёл в Лат Голейн, — услужливо вставил Норрек,
надеясь, что так он поможет путаной речи старика достичь логической точки.
Тогда, возможно, Дрогнан доберётся и до помощи бойцу.
— Да, правильно, в Лат Голейн. Который, естественно, так ещё
не назывался. Итак, Горазон, несмотря на победу, переживший страшные вещи,
пришёл на эту землю, пытаясь привыкнуть к оседлому образу жизни после
нескончаемой погони, а потом, как я уже говорил тебе раньше, просто исчез.
Ветеран ждал, когда его хозяин продолжит, но Дрогнан просто
смотрел на него, словно его слова уже объяснили все.
— Вижу, ты не понял, — отметил наконец кудесник.
— Я понял, что Горазон пришёл на эту землю, а теперь сюда
явились проклятые доспехи его ненавистного братца! Ещё я понял, что мне
пришлось наблюдать за гибелью людей, за являющимися из-под земли демонами,
узнать, что моя жизнь принадлежит уже не мне, а этому чёртову мёртвому лорду! —
Норрек в бешенстве снова вскочил. Дрогнан мог бы поднять посох и с лёгкостью
рассечь его на куски, но терпение солдата кончилось. — Или помоги мне, или убей
меня, Вижири! У меня нет времени на уроки истории! Я хочу высвободиться из
этого ада!
— Сядь.
Норрек сел, но на этот раз не по собственной воле. Тьма
легла на лицо Дрогнана, тьма, напомнившая беспомощному солдату, что этот
человек управлял не только полудюжиной стражников, но и треклятыми латами.
— Я спасу тебя даже наперекор тебе, Норрек Вижаран, хотя ты,
несмотря на своё имя, наверняка не слуга Вижири! Я спасу тебя, а ты проведёшь
меня к тому, что я искал полжизни!
Заклинание Дрогнана так вжало бойца в кресло, что он едва
мог говорить.
— Что… что ты имеешь в виду? Куда тебя провести?
Дрогнан наградил его недоверчивым взглядом.
— Как это «куда»? К тому, что похоронено где-то под городом
и куда стремятся эти доспехи, — к гробнице брата Бартука, Горазона… к
легендарному Тайному Святилищу!
Глава 12
Как и каждую ночь, командующий Августас Злорадный обходил
периметр лагеря и, как обычно, внимательно изучал каждую мелочь, касающуюся
готовности его людей. Небрежность влекла за собой суровое наказание вне
зависимости от ранга солдата. Но этой ночью кое-что было не так, как в прошлые,
— одно крошечное изменение, не замеченное большинством усталых бойцов. Этой
ночью генерал совершал обход, не сняв тёмно-красный шлем Бартука. То, что он не
совсем подходил к остальным доспехам, совершенно не заботило Злорадного.
Фактически он всё чаще и чаще задумывался о возможности найти способ покрасить
свои нынешние латы в более соответствующий шлему цвет. Пока командующий пришёл
только к одному решению, как получить этот уникальный оттенок, но способ этот
наверняка вызвал бы полномасштабный бунт.
Рука с любовью дотронулась до шлема, поправляя его.
Злорадный заметил недовольство Галеоны, когда отказался снять «головной убор»,
но приписал его страху женщины перед его растущим могуществом. Честно говоря,
когда и шлем, и доспехи станут его, магические способности ведьмы генералу
больше не понадобятся — и хотя её земные таланты, конечно, заслуживают
внимания, Злорадный знал, что всегда сумеет найти более покладистую, более
покорную женщину для удовлетворения прочих своих нужд.
Но, конечно, позывы плотя могут и подождать. Лат Голейн
зовёт. Его не выманят обманом оттуда, как выманили из Вижжуна.
Но стоишь ли ты этого? Достоин ли ты славы и наследия
Бартука?
Злорадный нахмурился. Голос в его голове, тот же голос,
который задавал прошлым вечером вопросы, какие сам он не осмеливался задать,
который заявлял то, что он не дерзнул бы произнести.
Ты достоин? А чем докажешь? Постигаешь ли свою судьбу?
За пределами лагеря блеснул слабый огонёк, привлекая
внимание командующего. Он открыл было рот, чтобы позвать часовых, но разглядел
тёмный силуэт одного из своих людей с угасающим факелом в руке, шагающий к
генералу. Тусклый свет отбрасывал густые тени, почти полностью скрывающие лицо
мужчины, даже когда он подошёл и остановился в паре ярдов от командира.
— Командующий, — прошептал часовой, отдавая честь, — вы
должны пойти и посмотреть.
— Что такое? Ты что-то нашёл?
Часовой, однако, уже развернулся и направился во мрак.
— Лучше посмотрите, генерал…
Хмурясь, Злорадный последовал за воином, крепко сжимая
рукоять меча. Солдат, без сомнения, должен понимать, что то, что он собирается
показать своему генералу, должно быть действительно важным, иначе он заплатит
за все сполна. Злорадный не любил, когда нарушался обычный порядок.
Пара уже прошла некоторое расстояние по неровной местности.
Часовой вёл; они одолели дюну, осторожно спустившись с другой стороны. Впереди
маячила чёрная каменная гряда, нависающая над песками пустыни. Командир решил,
что то, что заметил солдат, — там. Если же нет…
Часовой остановился. Злорадный не знал, зачем он до сих пор
тащит факел. Бледное хилое пламя ничего не освещало, так что если впереди залёг
враг, огонь лишь известит его о приближении людей. Он выругал себя за то, что не
приказал затушить его прежде, но предположил, что если солдат сам не
позаботился о факеле, то, куда бы он ни вёл генерала, вряд ли там неприятель.
Выплёвывая песчинки, Августас Злорадный буркнул:
— Ну? Что ты там видел? Это около камней?
— Трудно объяснить, генерал. Вы должны посмотреть. — Скрытый
тенями солдат показал на землю справа. — Тут вы не поскользнётесь, генерал.
Если пойдёте…
