Заратустра отлично понимал, что он сам и его последователи являют предмет вожделений наемных убийц Духа Зла. Порой он ощущал их близость физически. Случалось, под воздействием обострявшей все чувства хаомы он улавливал их богомерзкое зловоние. В таких случаях Заратустра сосредотачивался на образе Премудрого Владыки и просил его о помощи. Ахура-Мазда откликался, и покой возвращался в душу пророка.
Он внимательно осмотрел стоявший у его ног сосуд — чашу до половины наполнял дурманящий священный напиток, — сделал большой глоток, лег, устраиваясь на земле поудобнее, и подложил под голову камень.
Пророк рассчитывал, что хаома поможет ему заснуть. Его утомленное тело отчаянно нуждалось в отдыхе.
Ночь опустилась на землю, но кольцо красноватых туч над ним по-прежнему отчетливо выделялось на фоне черного неба. А вот вспышки молний прекратились. Заратустра поднял голову и устремил взгляд в ясное безлунное небо, усеянное удивительно яркими звездами.
Его сознание находилось под воздействием хаомы, и поэтому на ум пророку пришли слова, которые этой ночью Ахура-Мазда произнес его голосом. Мудрый Владыка говорил о непрекращающемся сражении с Ахриманом, о том, что окончательная победа возможна лишь по окончании Безграничного Времени, а локальные успехи приводят только к временному ослаблению армии Зла, которая мгновенно восстанавливает силы и вновь идет в атаку.
«Победа, одержанная сегодня ночью, — эти слова звенели в голове пророка, словно они вновь зазвучали в пространстве, — даст людям передышку на три тысячи триста тридцать лет. Это время необходимо использовать для подготовки. Затем Зверь возродится, целый и невредимый, и остановить его будет под силу лишь праведнику, если таковой найдется».
Заратустра не знал, прозвучали эти слова на самом деле или это плод его воображения. Как бы то ни было, но о какой победе идет речь? Кого или что имел в виду Ахура-Мазда, говоря о праведнике?
Пока он пытался взять свои мысли под контроль, опоясывающее горизонт кольцо начало сжиматься. К пророку вернулась ясность ума, и он отметил, что алые тучи вплотную приблизились к холму, на котором расположился пророк со своими последователями, заключив их в магическое кольцо.
Заратустра наконец очнулся и огляделся. Вокруг безмолвие и покой. Все погружено в сон — и люди, и природа.
Пророк содрогнулся, снова увидев молнии в кольце. Фантасмагорическое синее сияние озаряло холм. Он отметил и нечто более странное — если такое вообще возможно. Все происходило без единого раската грома. Да, он ничего не слышал. Стояла оглушающая тишина.
Ему опять захотелось разбудить Гидарна, не столько для того, чтобы тот увидел то, что наблюдал он сам, сколько для того, чтобы разделить с ним свой всевозрастающий ужас.
Но он как будто прирос к месту, не в силах двинуться или что-либо предпринять. Разворачивающееся на его глазах пугающее зрелище заставило позабыть обо всем на свете.
В центре красного облачного кольца материализовались две фигуры. Внешне они имели вполне человеческий облик — с головами и туловищами, руками и ногами. Впрочем, Заратустра понимал, что на этом сходство заканчивается. От фигур исходила такая мощь, что у пророка не оставалось сомнений: по сравнению с ними любой из окружающих его людей был меньше мельчайшей песчинки в пустыне.
Казалось, что эти фигуры находились повсюду. Куда бы Заратустра ни смотрел, он видел только их. И дело было не в их гигантских размерах. Они были вездесущими, словно отражались в бесчисленном множестве зеркал. Заратустре казалось, что они вросли в сетчатку его глаз, а если точнее, в его мозг.
Окружавшее холм красное кольцо вытянулось вертикально вверх, а рассекающие его молнии вновь исчезли. Теперь тучи образовывали цилиндрическую стену цвета крови, внутри которой были заключены соперники.
А речь шла именно о соперниках. Это Заратустра понял до того, как осознал истинную природу каждой из сторон. Их могущество он ощущал всем телом, их воля была столь мощна, что никакая другая рядом не имела права на существование.
И вдруг Заратустра все понял. Мудрый Господь Ахура-Мазда вышел на бой против Ахримана, повелителя мрака и лжи. Каждый из них был именно таким, какими их видел пророк в своих видениях и снах. Ахура-Мазда излучал снисходительность и добродетель. Сегодня его окружал нимб ослепительно-белого света, озаряющего золотистыми отблесками все вокруг.
А от Ахримана исходило зло, и Заратустра почти физически ощущал его зловоние. Аура Ахримана была черной и казалась такой плотной, что не отражала свет, а напротив, поглощала падающие на нее блики.
Первым в атаку пошел Ахриман. В его мгновение назад пустых руках возник пылающий меч, и он неожиданно нанес сокрушительный удар по беззащитному с виду Ахуре-Мазде. Заратустра едва сдержал крик ужаса, но меч отскочил от сияющей ауры Мудрого Владыки, оставив на ней лишь крошечную черную зарубку.
Чудовищная сила удара не могла не отразиться на Ахримане — его черная броня покрылась сетью мельчайших трещинок.
Бой продолжался. Повелитель Зла нападал на Ахуру-Мазду, и от каждого удара на их аурах оставались заметные следы и повреждения: черные зарубки на сияющей оболочке Мудрого Господа и все новые трещины в броне Ахримана.
Пророк стал внимательнее рассматривать участников поединка. Ахура-Мазда сохранял полную невозмутимость, и Заратустра в очередной раз изумился своему невероятному сходству с Мудрым Господом. Владыка был облачен в точно такую белую тунику, как и у пророка, если не считать того, что сейчас на одеждах Ахуры-Мазды играли золотистые блики обволакивающего его света удивительной чистоты.
Ахриман же никогда не являлся Заратустре во снах, но пророк давно составил себе представление о нем и поделился им со своими последователями. Сейчас он с удовлетворением отметил, что расхождения были крайне незначительны. Внутри черной защитной оболочки находился отвратительный уродец, порождение жутчайших ночных кошмаров. Это и был Повелитель Лжи. Его лицо, кроме узкой полоски лба, мерзких губ и налитых кровью ярко-желтых глаз с миндалевидными зрачками, напоминающими зрачки змей, поросло густыми черными волосами.
Его тело скрывала неопределенного цвета туника, и лишь руки и ноги, покрытые жесткими волосами, были обнажены, а на пальцах торчали длинные и кривые ногти, скорее напоминающие когти хищников.
Просвечивавшая сквозь волосяной покров кожа была не то чтобы черной, но очень темной и отливала фиолетовым.
Какое-то время Мудрый Господь отражал выпады Ахримана, но вскоре перехватил инициативу: из его сияющей ауры засверкали лучи и дождем обрушились на черную броню противника, расширяя тонкие трещинки на ней.
Движения Ахримана напоминали какой-то гипнотический и несуразный танец. Он продолжал размахивать мечом, видимо не подозревая, что от этих ударов страдает только его собственная броня. Ахура-Мазда вращался на месте, излучая пучки света, еще больше ослаблявшие защиту его врага.
Лишь теперь Заратустра обратил внимание на одну деталь — необычное ожерелье на шее Ахримана. Это была простая цепь из соединённых между собой черных звеньев с какой-то странной, тоже черной, подвеской, которая почти полностью слилась с темной туникой Повелителя Зла. Возможно, именно поэтому пророк не сразу ее заметил.