Она села на табурет, взяла лупу и взволнованно протянула руку к одной из табличек. Это была тонкая известковая пластина, на которой проглядывался какой-то рисунок с подписями. И тогда ее настигло шокирующее осознание того, что именно это она из ночи в ночь видела во сне.
Бросив табличку и лупу на стол, Николь закрыла лицо руками.
— Но это же полный абсурд, — попыталась убедить она себя. — Это всего лишь сон, и нет повода для беспокойства. — Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, она успокоилась, снова открыла глаза и посмотрела на разложенные на столе таблички. Их было шесть, и теперь они не казались ей такими важными, как пару минут назад. Она попыталась взглянуть на них беспристрастно и непредвзято. Как бы то ни было, ей нужно их изучить, а там… кто знает? Вдруг сон и в самом деле окажется вещим, и одна из этих пластин действительно скрывает тайну, которую за три тысячи лет никому не удалось разгадать?
Николь улыбнулась, спрятала лупу в карман, собрала карточки и документы и вышла из комнаты, заперев дверь на ключ.
Во второй половине дня она вернулась в хранилище. Все утро и часть дня она была очень занята, но те шесть табличек с нацарапанными на них иероглифами никак не шли у нее из головы. Это видение всплывало перед ней, когда она меньше всего его ожидала, подобно запавшей в память фотографии.
Почти весь день Николь провела у себя в кабинете, разбираясь с документацией, сопровождающей коллекцию Гарнье. Незадолго до перерыва она решила сходить в библиотеку, чтобы навести кое-какие справки. Там ее и застал телефонный звонок вчерашнего знакомого, и она упрекнула себя за дурацкое волнение, от которого у нее учащенно забилось сердце.
— Это тебя, Николь, — Сюзанна протянула ей телефонную трубку. — Жан Массард.
Утром по дороге в Париж они договорились, что, возможно, вместе вернутся в Сен-Жермен.
— Все зависит от работы, — пояснил Жан. — Случаются дни, когда мне приходится ночевать в студии, и боюсь, что сегодня один из таких дней. Видишь ли, мой отец — настоящий рабовладелец.
Жан звонил, чтобы подтвердить свои опасения, и Николь разочарованно вздохнула.
— Но я взбунтовался, — весело продолжил он, — и заставил его пообещать, что завтра он отпустит меня, как положено. Так что, если хочешь, завтра мы могли бы вместе вернуться домой.
Николь тут же согласилась. Повесив трубку, она в очередной раз себя упрекнула. На этот раз за поспешность. Как бы то ни было, они условились о встрече, и это подняло ей настроение.
Утренняя поездка была просто изумительной. Автомобиль Жана — красного цвета спортивная «мазда» кабриолет, но они не стали откидывать верх.
Всю дорогу молодые люди непринужденно болтали, как будто продолжали вчерашний разговор. Вместо приветствия при встрече оба воскликнули одно и то же слово: соль! Отсмеявшись, Жан рассказал ей, что жарил яичницу без соли, и она оказалась очень даже ничего.
Оба узнали что-то новое о жизни собеседника. Например, что Жану исполнилось тридцать, у него есть сестра и он холост. Николь не осмелилась поинтересоваться, есть ли у него невеста, да и не хотела она этого знать. Она сказала себе, что предпочитает неизвестность утвердительному ответу.
Жан подвез ее к музею за семь минут до начала рабочего дня, и Николь дала ему номер телефона отдела египтологии, чтобы он сообщил ей, смогут ли они сегодня вместе вернуться в Сен-Жермен.
В течение дня ее несколько раз настигал образ молодого архитектора. Это было приятное воспоминание, без той категоричности, с которой перед ее внутренним взором появлялись древнеегипетские таблички.
В конце концов настойчивость этого видения преодолела ее нежелание уступать ему, и Николь спустилась в хранилище.
Она сказала себе, что хочет еще раз взглянуть на коллекцию, хотя в глубине души знала, что обманывает себя.
Таблички, невзрачные и совершенно безобидные, по-прежнему лежали на столе, там, где она их оставила.
Николь посмотрела на часы: до официального окончания рабочего дня еще целый час. Глубоко вздохнув, она села за стол, включила лампу и положила рядом с собой тетрадь и лупу Первым делом она бегло осмотрела все шесть табличек. Четыре из них были глиняными, а две оказались пластинами, выпиленными из известняка. Содержимое трех пластин не вызывало сомнений. На них были нанесены чертежи с указанием измерений и еще какие-то пометки. Все шесть табличек являли пример иератического письма, для простоты использовавшегося в официальных текстах и на памятниках. Начиная с VII века до нашей эры в обиход древних египтян вошла так называемая демотическая письменность, имевшая некоторые общие черты с современной стенографией. Но судя по всему, эти таблички датировались более ранним периодом.
Николь легко давалась расшифровка древнеегипетских текстов, и она испытывала особую тягу к этой области египтологии. Процесс расшифровки иероглифов напоминал ей разгадывание криптограмм, ведь порой ей приходилось вникать в образ мысли того, кто сделал ту или иную запись.
Четвертая табличка содержала рецепт компресса или иного средства от какой-то хвори и, вне всякого сомнения, представляла определенный интерес. На пятой пластине с отколотым уголком был начерчен примитивный план дома из трех комнат.
Николь интуитивно оставила напоследок табличку, показавшуюся ей наиболее любопытной. Это была керамическая пластина с матовой и очень гладкой поверхностью, за тысячелетия покрывшейся легким желтоватым налетом, около двадцати сантиметров в ширину и десяти в высоту. Нанесенную на табличку надпись отличала четкость выполненных черной краской линий.
Девушка взяла лупу и принялась внимательно изучать шестую пластину. Кто бы ни был автором начертанных на ней строк, это был человек культурный, наделенный ярко выраженным художественным талантом. Линии были четкими и уверенными, а изображение в целом смотрелось необыкновенно гармонично, приковывая к себе внимание. На первый взгляд Николь показалось, что речь идет о чисто иератическом письме, максимально приближенном к иероглифическому. Используемые неизвестным мастером символы объединяли в себе контуры и основные черты иероглифов с удивительной простотой. Она понимала, что расшифровать эту надпись будет нелегко, но отчетливость начертаний обещала ей помочь.
Она еще раз взглянула на часы. Время еще есть, но только если в отделе реставрации захотят пойти ей навстречу. Она взяла табличку и направилась во владения доктора Марше, от которых ее отделяли всего несколько метров.
На пороге она чуть не налетела на выходившего из своего кабинета доктора. Прошло три дня с тех пор, как скульптура Сесостриса III вернулась на свое место в музее. Увидев ее, Николь рассыпалась в похвалах доктору Марше. Линия соединения двух фрагментов была едва заметна, да и то только осведомленному. Но обмануть себя Николь не могла. Она знала, что дефект никуда не исчез, хотя реставратор поработал на славу, вот Николь и не скупилась на комплименты. Даже усы доктора не могли скрыть его довольной улыбки.
