Сотрудник отдела безопасности безразличным взглядом проводил эту пару — мужчину и женщину. Их шаги гулко разносились по пустому залу. Охранник сидел на стуле, придвинутом к стене. Отсюда просматривалось все помещение в форме буквы Г, которое музей отвел под выставку, посвященную испанскому Возрождению. Время работы музея и выставки давно закончилось, и основное освещение было выключено.
Поэтому все, что попадало в поле зрения, было погружено в мягкий полумрак. Картины, скульптуры и другие произведения искусства, похоже, наслаждались возможностью отдохнуть от многочасового внимания публики.
Когда гости поравнялись с охранником, он поднял голову и посмотрел на мужчину, которого отлично знал, и не только как одного из директоров музея. Мужчины едва заметно кивнули друг другу в знак приветствия. Женщина, напротив, его как будто не заметила и продолжала путь, устремив взгляд вперед, на одну из стен второго зала. Она не спешила, но в ее походке чувствовалась решимость.
Охранник знал, зачем пришли сюда эти поздние гости, он тоже ощущал необычайную энергию, исходящую от серебряной шкатулки. Люди не способны чувствовать это излучение, зато существа, подобные ему, остро его ощущали.
Он видел, как женщина замерла перед ларцом, а затем склонилась над ним.
Ее руки как будто знали, что нужно делать. Поднимая крышку ларца, Николь не испытывала никаких чувств. Спроси ее сейчас, что она здесь делает, она не нашлась бы, что ответить. Устремив равнодушный взгляд внутрь ларца, она несколько мгновений изучала темно-красную бархатную подкладку Затем ловко отделила ее от днища и от одной из стенок шкатулки, обнажив деревянный корпус. Пьер де Лайне стоял рядом и молча наблюдал за ее действиями. Однако по его застывшему лицу было видно, в каком напряжении он находится. В отличие от него женщина сохраняла абсолютное спокойствие. Она обернулась к своему спутнику и несколько секунд смотрела на него отрешенным взглядом, после чего вновь переключила все свое внимание на ларец.
Когда Николь нащупала пальцами освобожденную от подкладки стенку, перед ней возник образ черноволосого и чернобородого мужчины средних лет. Он сидел на табурете перед чем-то, напоминающим верстак, а перед ним стояла эта самая шкатулка. Правда, ее крышка была еще не закреплена и лежала рядом. Мужчина поднял глаза, встретился взглядом с Николь, улыбнулся себе в бороду и опять сосредоточился на работе.
Видение длилось несколько секунд, но взгляд этих проницательных глаз немного утешил Николь. Впрочем, ощущение облегчения быстро прошло, сменившись полным безразличием.
Тем временем ее пальцы действовали, словно обладали собственной волей и сознанием: нажали на маленькую панель, составлявшую часть стенки, и та приподнялась на несколько миллиметров; затем коснулись части днища, которая входила в освободившуюся нишу.
Часть корпуса сместилась, и Николь удалось вынуть внутреннюю часть боковой стенки, с удивительной легкостью скользнувшую по скрытым пазам.
Взгляду девушки предстала крошечная ниша, впрочем, достаточно вместительная для того, чтобы на протяжении многих веков скрывать нечто. Николь стояла и безучастно смотрела на притаившийся в глубине шкатулки предмет.
Глаза ее спутника, напротив, засверкали, а рот исказило подобие довольной ухмылки: в полумраке ларца показался фрагмент подвески Сатанеля. Он отчетливо выделялся в темноте, словно его чернота светилась на окружающем его черном фоне.
С трех сторон он был закреплен кромками, не позволявшими ему смещаться или двигаться в отведенном ему ограниченном пространстве.
Пьер де Лайне инстинктивно заложил руки за спину, борясь с соблазном коснуться фрагмента, а когда встретился взглядом с девушкой, многозначительно кивнул в сторону ларца.
Она кивнула в ответ, и ее пальцы вновь скользнули в тайник, прижали одну из кромок и отодвинули ее.
Директор опасливо попятился, но спустя мгновение с облегчением вздохнул: Николь бережно держала в руках черный фрагмент. Его опасения оказались напрасными. Так же, как и в Египте, девушка не встретила ни малейшего сопротивления со стороны охраняющих фрагмент сил.
Де Лайне посмотрел на нее с невольным уважением и встретил ее взгляд, напрочь лишенный какого-либо выражения.
— Молодчина, Николь, — похвалил он. — А теперь спрячь его. Нам пора ехать.
Николь подняла стоявшую у ног сумку, открыла ее и положила туда фрагмент. Он соприкоснулся с черным предметом, привезенным из Египта, и девушка услышала едва различимую вибрацию и увидела, как оба осколка подвески обрели красноватый цвет и засветились.
Эти странные явления ее нисколько не удивили. Она наблюдала за происходящим отстраненно, как будто это ее вовсе не касалось. Она спокойно закрыла сумку и посмотрела на Пьера де Лайне.
Тот увидел свечение в сумке и снова сделал шаг назад, но быстро взял себя в руки и улыбнулся.
— Два брата, встретившиеся после долгой разлуки, приветствуют друг друга, — с усмешкой заметил он. — Я уверен, Николь, что вы тоже взволнованы этим знаменательным событием. Но, как я уже сказал, пора отправляться в путь. Нам предстоит вызволить из заточения третьего брата.
Жана терзала тревога, к которой примешивалось раздражение. Он уже несколько раз пытался поговорить с Николь, но за целый день это ни разу не удалось.
— Она у директора, — ответила ему Сюзанна, когда он звонил в музей во второй раз. И добавила: — Да не волнуйтесь, я передам ей, что вы звонили.
Но ответного звонка он не дождался. Он позвонил ей и на мобильный, но лишь для того, чтобы убедиться в том, что ее телефон выключен.
В последний раз он говорил с ней накануне вечером, когда позвонил, чтобы предупредить о том, что остается в Париже. Вскоре после обеда ему пришлось уйти с работы. Он смог добраться только до дома родителей и свалился в постель. У него все болело, а измерив температуру, он с изумлением увидел цифру, которой она не достигала с раннего детства.
— Я уверен, что у меня не тропическая лихорадка, потому что я никогда не был в тропиках, — бодрясь изо всех сил, сказал он Николь. — Придется довольствоваться таким банальным диагнозом, как грипп. — И перейдя на шепот, добавил: — А я-то рассчитывал на очередную волшебную ночь. Ты и представить себе не можешь, как я разочарован.
Девушку его неожиданная болезнь встревожила, но ее голос звучал как-то безэмоционально. Молодые люди договорились созвониться на следующий день.
Но больше поговорить не удалось. Жан проснулся поздно, потому что под утро температура спала, и он наконец-то провалился в глубокий сон. Он чувствовал себя значительно лучше, но мама запретила ему подниматься с постели.
Его досада возрастала. Николь по-прежнему не отвечала на звонки. Не позвонила она даже для того, чтобы справиться о его состоянии. «Я мог бы уже умереть, — нервничал архитектор, — а ей и горя мало».
Но мало-помалу раздражение вытесняла обеспокоенность. Это было совершенно не похоже на нежную, заботливую Николь, каждый день по несколько раз звонившую ему в офис или на мобильный. Жан перебирал в памяти события последних дней в поисках того, что могло ее обидеть, но ничего не находил. Более того, с каждым днем они становились все ближе друг другу, а их отношения, как ему казалось, достигли абсолютной гармонии.
