— Поймать тебя? Ты ведь именно так сказал: «Хотели поймать меня на чем-нибудь, да только я не так прост»?
— Господи! По-видимому, они никак не ожидали, что моя коленка в таком отличном состоянии.
— Что они там с тобой делали?
Он вздохнул, выражая нетерпение:
— Заставили встать на беговую дорожку, покрутить велосипед, поработать на гребном тренажере, проверили сердце и так далее и тому подобное…
— Больно было?
— А как же! Да только сама подумай, часто ли мне предстоит на веслах переплывать реку в погоне за преступником? — И Ленгтон довольно рассмеялся.
Анна глубоко вздохнула и произнесла:
— Мне нужно с тобой поговорить.
— Только не сейчас, Анна, прошу тебя. Давай допьем шампанское и ляжем.
— Я не о комиссии. Вообще-то, мне давно надо было тебе это сказать, но я все не решалась. Никак не могла найти удобный случай, а потом…
— Хочешь, чтобы я ушел, да?
Он спросил это с таким выражением лица, что ей тотчас же захотелось покрепче обнять его.
— Нет. Конечно нет!
— Так что же это? Я что-нибудь натворил?
— Ни в коем случае. Помолчи, пожалуйста, дай я все объясню. Это насчет дела, которым я занималась. Один человек по фамилии Сикерт…
— Это что еще за хрен?
— Не перебивай, пожалуйста! Слушай…
Ленгтон налил еще шампанского и, держа бокал в руке, сидел и слушал, как Анна рассказывала, почему они разговаривали с Гейл Сикерт, как у них оказалась фотография и как Анна ездила к ней еще раз. Здесь она встала, открыла шкаф, вынула диктофон и снова села на свое место. Ленгтон положил ноги на столик, глотнул шампанского и, позевывая, слушал ее рассказ.
Анна говорила спокойно, не глядя на него. Она рассказала, что быстро уехала, когда во дворе показалась машина Сикерта.
— …И вот что он мне прокричал. Плохо записалось, но ты все-таки послушай.
Она нажала кнопку диктофона. Ленгтон наклонился вперед. Анна внимательно наблюдала, как он прослушивает то место записи, где Сикерт угрожает ей. Пленка остановилась. Ленгтон откинулся в кресле и сделал ей знак повторить. Она снова включила диктофон, он допил свой бокал и поставил его на столик.
— Опиши-ка мне его, — попросил он.
Анна заговорила, Ленгтон сидел и кивал.
— А в твоей бригаде о нас кто-нибудь болтал? Обо мне говорили?
— Да нет. Я спрашивала — ни Артур Мерфи, ни Вернон Крамер не могли знать о наших отношениях.
— Этот Сикерт за что-нибудь привлекался?
— Нет. Я узнала только, как его зовут — Джозеф, — но в базе данных на него ничего нет.
— А как по-твоему, почему он это сказал?
Анна пожала плечами:
— Ну, может быть, пустая угроза — знаешь, совпадение. Я так и думала, до того как…
— До того как что?
— Ты же знаешь, они все куда-то подевались — эта Гейл с тремя детьми и Сикерт. Вчера звонила ее мать, хотела поговорить со мной, в участок прийти она отказалась, так что мы встретились в кафе. Она волнуется за Гейл и ее ребятишек, потому что та не выходит на связь. Мы сообщили об этом в местное отделение полиции, но не знаем, будут ли социальные службы помогать нам в розыске. Мать очень просила меня написать заявление о том, что ее дочь исчезла, но ты сам понимаешь, что этого я сделать не могу. Она сказала, что посылает из Ньюкасла — она там живет — чеки на содержание детей, но адреса у нее теперь нет, и послать их она никуда не может.
Ленгтон хранил молчание.
— Денег у Гейл нет совсем, дом — просто грязный сарай, да к тому же они за него должны. И в Ньюкасле, и в Лондоне их ставили на учет как неблагополучную семью. Сама Гейл писала заявление о судебном запрете на своего брата, Артура Мерфи: когда она была ребенком, он не раз приставал к ней.
— Но ведь он в тюрьме, правильно?
— Да, с самого ареста. Скоро суд, и вряд ли ему дадут меньше двадцати лет. Вернон получил полтора года за укрывательство Мерфи, и так как он нарушил условия досрочного освобождения, то теперь будет досиживать срок до конца — получается года два. Там такая грязь… Вернон — отец младшей дочери Гейл, но она узнала, что он приставал к старшей, и выставила его из дома. С Верноном Гейл познакомилась, скорее всего, через брата — он получил срок за половые преступления, тоже мерзавец. Так вот, муж ее бросил, и спустя какое-то время она связалась с Сикертом. Может, через них и познакомилась, точно я не знаю, но это произошло где-то в прошлом году. Младшая девочка до сих пор ходит в памперсах, хотя на вид ей года полтора. Естественно, местные полицейские сообщат нам, если установят какую-нибудь связь с делом, которое мы расследуем, ведь подозрительно, что Гейл до сих пор не обращается к матери за деньгами…
Анна говорила и говорила, а Ленгтон все молчал. Она потянулась к нему, хотела взять за руку, но он отодвинулся.
— Я много раз собиралась тебе рассказать, но только… Все-таки, может быть, это совпадение. Как думаешь?
— Не уверен, — ответил он ровным голосом.
Анна встала, раскрыла портфель и вынула оттуда папку с газетными вырезками, которую нашла у него на квартире.
— Об этом я тоже хотела поговорить.
Она положила папку прямо перед ним, но Ленгтон к ней даже не притронулся. Анна стала рассказывать о своих беседах с Льюисом и Баролли.
— Мне хотелось, чтобы они объяснили кое-что. Они оба долго не могли ко мне выбраться — вечно заняты на работе, но у меня такое ощущение, что они не очень-то хотят глубоко копать, все жаловались, будто бы ты давишь на них, требуешь, чтобы они из-под земли достали того, кто на тебя напал… А они, дескать, не могут действовать как мстители. Но больше всего меня поражает, что даже после такого вопиющего случая, когда ты едва остался жив, никто не почесался найти нападавших. Льюис уверен, что их давно уже нет в стране.
Анна ждала, что Джимми скажет хоть слово, но он упорно молчал, и она перешла к следующей теме:
— Когда у тебя на квартире я искала чистую одежду, то увидела эти вырезки из газет, а потом заметила, что ты и здесь их собираешь. — (Он сверкнул на нее глазами). — Я не шпионила, нет. Они лежали в шкафу вместе с твоей пижамой… — Анна умолкла, поднялась с места. — О господи, ну что ты молчишь?
Вдруг он схватил бокал и со всей силы швырнул его в стену, бокал разбился вдребезги, и остатки шампанского потекли по обоям.
— Вот это ответ! — сердито бросила она.
— А что же ты от меня хочешь?! — взорвался он, поднялся на ноги и тут же скривился от боли. — Ты со мной нянчишься, как будто я дебил и сам не могу разобраться со всем этим дерьмом, о котором ты тут рассказываешь. Это… это! — Он шарахнул об стол папкой. — Мои личные дела, ничего тут нет секретного, никаких тайн — просто собираю информацию, коплю ее, чтобы были доводы для начальства. Точно так же как Льюис и этот придурок Баролли, я не собираюсь мстить и, забыв про все на свете, гоняться за этими подонками, мне даже в голову не пришло хоть раз попросить их сделать что-нибудь в обход закона. Я только просил держать меня в курсе дела — для меня оно еще не кончено. Ты думаешь, почему я так спешу вернуться в строй? Хочу сам найти того, кто меня распорол, и я его найду, но тихой сапой действовать не собираюсь, нет уж!
