Ленгтон постоянно пребывал в состоянии плохо скрываемого бешенства. То и дело он срывался, кричал на подчиненных, дергал их надо и не надо. В справке о вскрытии тела Сикерта было сказано, что умер он в результате отказа работы органов и хронического заболевания сердца. Его погубила серповидно-клеточная анемия. Анна взглянула на приколотую к доске фотографию Сикерта и перевела взгляд на снимок ребенка, найденного в канале. Вдруг в голове у нее мелькнула одна мысль, и она взяла в руки папку с материалами по делу Сикерта. Внутри папки в пластиковом конверте хранилась стертая на сгибах небольшая квадратная фотокарточка женщины с двумя детьми.
Анна взяла конверт и пошла посоветоваться с Ленгтоном.
— Не знаю, есть ли тут какая-нибудь связь, только вот мальчик на этой фотографии того же возраста, что и тот, которого нашли в канале, — сказала она.
Ленгтон посмотрел на нее.
— У нас теперь есть ДНК Сикерта, — продолжила Анна, — а ведь мы как раз ломали голову над тем, почему Сикерт защищал этих двух детишек.
— Так он все равно их не защитил.
— Но отвез же он их в детский дом. Что, если Каморра прибрал к рукам и детей Сикерта? Тогда появляется мотив для…
— Хорошо, проверяй, но толку от этого все равно будет мало, еще одну непонятную связь установим, вот и все!
Анна вышла от него с намерением тут же начать проверку, хотя, как сказал Ленгтон, даже если бы и удалось доказать, что ребенок связан с Джозефом Сикертом, это никак не поможет им найти Каморру.
Только Анна опустила трубку телефона, как он зазвонил снова. Это была Элисон из отдела по защите детей.
— Я хочу вам сказать, что мы хорошо продвинулись с Китом, — начала она. — Нашли и приемную мать, которая согласилась забрать обоих ребятишек. Она часто приходит к ним, осваивается, знакомится и заберет их домой к концу недели.
— Можно мне приехать, поговорить с ним?
— Да, вот поэтому я и звоню. Только не забывайте, что улучшения пока очень слабые. Слишком долго говорить с ним нельзя, а если он сильно разволнуется, то разговор придется отложить.
Опуская трубку на рычаг, Анна почувствовала, как по руке у нее бегут мурашки. Не теряя времени, она поспешила к Ленгтону и сообщила ему эту новость.
Он вздохнул:
— Ладно. Хочешь, чтобы с тобой кто-нибудь поехал?
— Думаю, что никого не нужно, мы с ним уже виделись.
— Ну, счастливо, — сказал он и снова уткнулся в бумаги.
Ленгтон читал показания сокамерника Эймона Красиника — Кортни Ренсфорда. Им все никак не удавалось установить, кто же навещал его в тюрьме. Он упорно отказывался давать хоть какую-нибудь информацию, твердил только, что не знает этого человека, и даже смерть Эймона не вразумила его. Ленгтон вызвал Гарри, велел ему взять Брендона и попробовать еще раз.
— Он талдычит, что не знает этого парня, и сам удивился, когда к нему кто-то пришел. Отрицает, что ему приносили отраву. Надо бы его прижать покрепче. Его будут судить как преступника категории А — за то что помог Красинику убить Мерфи; значит, ему светит от двенадцати до двадцати лет. А если к этому добавить срок, который светит ему за отраву, получится, что за решеткой ему сидеть и сидеть.
Гарри покачал головой:
— Не знаю… Этим сволочам… Им все по фигу. А почему бы и нет, собственно? Трехразовое питание, спортзал, телевизор, даже компьютерные курсы…
— Иди-иди, Гарри, — прервал его Ленгтон.
Элисон встретила Анну в приемной и сказала, что Кит сейчас в игровой комнате. Она была просторнее, чем та, где они встретились в первый раз. Кругом лежали игрушки, а в одном углу была установлена игровая приставка. Анна сначала не поверила своим глазам: Кит стоял за пультом вместе с другим маленьким мальчиком, оба радостно вопили, поглощенные игрой.
— Кит, не хочешь посидеть, поговорить с Анной?
Кит не мог оторваться от игры, прыгал, хлопал в ладоши — выиграл! Когда он обернулся, Анна увидела, что глаза у него блестят от радости, а щеки горят от волнения.
— Эта тетя работает в полиции, — сказала Элисон. — Она тебе кое-что принесла.
— Что? — спросил он любопытно, как всякий ребенок.
Анна присела за маленький стол. Элисон пододвинула детский стул для Кита, но он стоял, переминаясь с ноги на ногу.
— Что вы принесли? — повторил он.
Анна вынула черный пластиковый значок, очень похожий на настоящий.
— Это значок детектива, Кит, как у полицейских. Только такие носят не полицейские в форме, а те, которые ходят в обычной одежде. А еще я привезла тебе записную книжку и карандаш, чтобы ты все записывал.
Кит сел, покрутил в руке значок и открыл записную книжку.
— Это когда ты допрашиваешь человека, которого подозреваешь. Надо всегда все записывать, чтобы ничего не забыть.
— А наручники у вас есть?
— Знаешь, я могу их тебе принести, только сначала тебя нужно проверить, чтобы узнать, сможешь ты быть детективом или нет. Мне нужно знать, сумеешь ли ты арестовать человека.
Он кивнул.
— Ты знаешь, что это значит — арестовать кого-нибудь?
— Да… Это значит задержать плохого человека.
— Правильно, вот как раз это я и хотела сказать! Ты с ним разговариваешь — это называется допрос — и все записываешь вот в этот блокнот. А потом, если этот человек плохой, ты его арестовываешь.
— Наручники надеваешь!
— Правильно! А как ты думаешь, получится из тебя хороший детектив?
— Да, у меня же значок есть!
— Да, есть.
— А в полицейской машине мне можно поездить?
— Посмотрим. Мы с тобой поговорим, и, если ты ответишь на мои вопросы, я подарю тебе наручники и покатаю в машине.
— А пистолет у меня будет?
— Нет, у детективов нет пистолетов, они есть только у специальной команды.
Анна ничего не понимала: все шло слишком уж гладко. Она велела ему открыть записную книжку, приготовиться записывать и начала:
— Ты знаешь каких-нибудь плохих людей?
Он как-то странно посмотрел на нее, и она подумала, не слишком ли рано задавать ему такие вопросы.
— Или вот что… расскажи, в каком доме ты был, до того как попал сюда. Или расскажи, в каком доме, по-твоему, могут жить плохие люди.
Кит слегка разволновался, стал крутить в пальцах карандаш и спросил:
— Как пишется «детектив»?
— Пиши как сумеешь. Это будет твой тайный код. Мы часто пишем слова не так, как правильно.
И он начал писать, высунув от усердия кончик языка и сосредоточенно выводя букву за буквой.
