— Видимо, это зависит от взаимных обещаний. Мы что-нибудь друг другу обещали? К твоему сведению — ничего. Так о чем волноваться?
От этих слов мне стало холодно, точно Джейн окатила меня ведром ледяной воды. Она говорила со мной безразлично, как с незнакомцем, и мне сделалось грустно. Я вспомнил все, связывавшее меня с этой женщиной, и понял — между нами нет ничего, кроме секса. В памяти осталась лишь череда неописуемых наслаждений.
Я смотрел на лицо Джейн, на ее юную шейку, и у меня кружилась голова. При взгляде на вырез ее футболки, на тугие груди с крепкими сосками, натянувшими ткань, становилось трудно дышать, и при виде ее ног сразу перехватывало горло. Но едва я начинал думать о привязанности, о духовном контакте, как меня ожидала полная пустота. Ровным счетом ничего. Мои чувства к Джейн держались только на отличных сексуальных отношениях, инициатива в которых принадлежала ей. Я даже не был потрясающим любовником (хотя, возможно, я к себе слишком суров и несправедлив) — потрясающей была она. Поэтому я и не понимал, чем привлекаю Джейн. Если вообще привлекаю. Мы не говорили о чувствах всерьез, не пробуждали друг в друге нежности, которая развивается постепенно, не вспоминали о прошлых горестях, о семейных секретах, о первой любви, о потаенных переживаниях. Ничем подобным мы с Джейн не делились, а ведь именно такие семена могут дать всходы, пускающие корни любовного союза.
У нас ничего похожего не было. Только секс. Только взаимная выгода, зарождающаяся дружба и много секса. Мы не флиртовали, мы миновали все стадии любовного ухаживания, которое традиционно развивается in crescendo.
[69]
Нет, с самого начала был только яростный ураган страстей; неприкрытое наслаждение, присущее животным, но с разумностью человеческих существ, которые благодаря своей культуре и утонченности научились растягивать удовольствие и выжимать из него все соки.
— Ты любишь меня, Джейн?
— Рамон, сейчас не время… Ну конечно!
И на глазах нашего пожилого соседа Джейн наградила меня долгим и пылким поцелуем, словно скрепляя печатью все мои сомнения.
Я всегда усложнял себе жизнь тем, что влюблялся. Подруги говорили, что я похож на девушку, что им здорово повезло бы, полюби они такого нежного парня, как я, — ведь им можно вертеть, как вздумается. И вдруг я вспомнил, кто я, к чему стремлюсь, где нахожусь, — и почувствовал себя дураком.
Все на свете умирают в возрасте семидесяти — девяноста лет, если катастрофа или болезнь не прервет жизнь еще раньше. Я же плыл против течения существующей реальности, пытаясь прожить гораздо дольше. Просто мне не хотелось посмотреть в глаза правде о себе самом, о своей жизни.
А стоит ли идти на риск и прилагать усилия ради такой цели? Я сражаюсь с неизбежностью и, вместо того чтобы наслаждаться каждым днем, мучаю себя экзистенциальными вопросами.
Мне часто приходило в голову, что Виолета и Джейн водят меня за нос, используют для достижения каких-то своих темных, не слишком благородных целей. Только непонятно, зачем тратить на меня столько сил? Я уже видел многое, подтверждавшее их таинственные рассказы, лишь потому и верил в реальность ситуации, в которой очутился.
Жив ли Николас Фламель? Кем ему приходятся Джейн и Виолета? Соответствует ли возраст моих подруг их внешности, или они омолаживаются с помощью эликсира? Эти вопросы требовали предельно ясных ответов, поэтому я предпочел бы вообще ими не задаваться.
У меня разболелась голова.
Джейн молчала, уткнувшись в какой-то журнал. Стюардесса приступила к обязательной лекции про спасение в случае катастрофы, а я тем временем пытался разграничить вымысел и действительность.
По другую сторону прохода, на ряд впереди нас, сидела симпатичная девушка, которая то и дело оборачивалась и пристально глядела на меня чистыми ярко-голубыми глазами. У нее были африканские косички и полные, как у мулатки, губы, хотя кожа была белой. Стоило мне на нее посмотреть, как девушка улыбалась. Так мы развлекались больше пятнадцати минут; самолет уже успел набрать высоту. И вдруг Джейн пихнула меня локтем:
— Хочешь, познакомлю тебя с той девчонкой?
— С какой девчонкой? Ты о ком?
Я изо всех сил прикидывался непонимающим, но было уже поздно.
Джейн поднялась, подошла к нашей соседке и что-то зашептала ей на ухо. Та с улыбкой согласилась поменяться с Джейн местами, и я неожиданно оказался бок о бок с прекрасной незнакомкой.
Я онемел, не осмеливаясь раскрыть рта, чтобы другие пассажиры меня не услышали. Молчание длилось довольно долго. Наконец девушка спросила меня о погоде, но я лишь что-то буркнул в ответ. Из-за выходки Джейн я так замкнулся в себе, что начисто потерял интерес к красавице с манящим взором. Джейн меня разозлила. Прикрыв глаза, я, вероятно, заснул, потому что полчаса спустя, когда я искоса взглянул на свою соседку, оказалось, что рядом со мной снова сидит Джейн. Я подумал, что вся история с девушкой мне приснилась, но это было не так: когда наши взгляды снова встретились, та презрительно посмотрела на меня и отвела глаза. Тогда я убедился, что мне ничего не привиделось.
Ловя на себе мои косые взгляды, Джейн улыбалась, но старалась держаться как ни в чем не бывало. Раввины все время бормотали какую-то галиматью: то ли переговаривались на иврите, то ли молились.
Сейчас мы с Джейн одинаково стремились избавиться от волшебной книги. Правда, я надеялся, что подруга позволит мне как следует рассмотреть рукопись, прежде чем мы передадим ее законному владельцу.
— Джейн, кому ты должна возвратить книгу? Ты собираешься передать ее в Музей изумрудной скрижали?
— Это крайне ненадежное место, поскольку «Моссад» и многие другие иудеи мечтают прибрать книгу к рукам, а это очень опасно. Не хочу даже думать, что будет с палестинцами и с другими народами, которые не в ладах с Израилем, если книгой завладеет «Моссад». Словом, книга может оказаться где угодно, только не в музее. Там место лишь трактату о каббале.
— И что, никто не обнаружит пропажи?
— Существует идеальная, поистине безупречная копия, ее изготовление обошлось в целое состояние. Книгу мы передадим человеку, который увезет ее в Хорватию. Там она на некоторое время будет в безопасности. Семейство Фламелей владеет домом в Макарске, это прекрасный древний город.
— Место надежное?
— Сейчас — да.
— Во время войны с сербами все было иначе?
— До Макарски сербы не добрались, однако во время конфликта какие-то бессовестные мародеры взломали запертый дом и выкрали ценнейшие фолианты. По счастью, все книги приобрел Велько Барбьери, замечательный писатель и полевой командир. Когда война наконец закончилась, он вернул все книги семье. Его дом стоит неподалеку от дома Фламелей, на холме над самым морем. Барбьери — душевный человек, замечательный кулинар, романист, эссеист. Мы с тобой могли бы съездить в Макарску вместе.
