— Как прекрасна история бессмертия!
Виолета только рассмеялась.
— Но как подобная мудрость уместилась на двадцати одной страничке? Я пытался расшифровать записи Фламеля, но так ничего и не понял. Наука Гермеса, как называют ее алхимики, непостижима. К тому же я имел бы глупый вид, если бы взялся плавить металлы и процеживать настои; я сам счел бы себя умалишенным.
Виолета посмотрела на меня пытливо и в то же время с выражением жалости и всепрощения. Но не успела она заговорить, наверняка еще раз продемонстрировав свое великодушие и эрудицию, как к нашему столику вихрем подлетела Джейн.
— Привет, друзья! Ты, наверное, Рамон.
При виде этой девушки я остолбенел. То была она, двойняшка Кирстен Данст, блондинка из паба «Плуг».
— Привет, — робко отозвался я.
— Извините, раньше никак было не вырваться.
— Прости, Рамон, мне следовало предупредить, что Джейн хочет с тобой познакомиться.
— Очень приятно! Джейн, по-моему, мы уже знакомы.
— Да, как ни старался этому помешать мой полудурок шеф. Едва ты вошел в паб, я поняла, что ты — это ты. Виолета — мастер описывать людей. Иначе ты выглядеть просто не мог.
Джейн было не больше двадцати пяти лет, она была веселая, острая на язык, даже грубоватая. В ее наряде было что-то хипповское. Ей нравилась этническая музыка и джаз, она сама по вечерам пела в клубе.
— Послушай, Джейн, наш испанский друг родом из Кордовы. Он явился из края мудрецов и философов и разбирается в алхимии и единорогах, — произнесла Виолета с едва заметной иронией.
— Спасибо, что представляешь меня как старого друга. Но, Джейн, на самом деле мы с Виолетой познакомились только позавчера. Я охотился за одной книгой и вот при содействии старого букиниста набрел на дом с единорогом.
— Ха-ха-ха! — отозвалась беспардонная Джейн. То был грохот прорвавшейся плотины или взорвавшейся ракеты фейерверка. — Так это любовь с первого взгляда!
Я тоже улыбнулся, чтобы обратить слова Джейн в шутку. Наконец-то мы с ней познакомились! Но мне хотелось поговорить о Фламеле и единорогах.
— У тебя что, выходной в пабе?
— Ну да. Наплела шефу, что пойду по врачам, дескать, к гинекологу надо, освобожусь поздно, так что вообще не вернусь.
— Слушай, Джейн, у тебя интересный испанский. Похоже на каталонский акцент. Ты что, родом из Каталонии?
— Моя мать из Жироны, но я родилась в Челси, на улице Манреса.
Очередная улыбочка.
— А мой отец — француз, но работает здесь, в Сити, вот уже несколько десятков лет. Он из тех клерков, что облачаются по выходным в джинсы и называют себя лейбористами, хотя мне кажется — в день выборов он голосовал за Тэтчер.
Джейн снова расхохоталась.
— Она страшная врунья. Все, что она сказала, — неправда, — пояснила Виолета.
— Ты женат, Рамон?
— Нет. А почему ты спрашиваешь?
— Просто так, но по виду ты тянешь как минимум на разведенного.
— Не знаю, что ты там углядела, — на мне не может быть следов того, чего не было. А еще я не гей, если это твой следующий вопрос. Но никто не мог вынести меня дольше трех месяцев. И мне уже перевалило за сорок. А еще вчера сорока не было. Именно сегодня мне стукнул сороковник, а я так и не испытал так называемого кризиса женатых мужчин. К тому же я не интеллектуал, а архитектор на жалованье. Архитектору никогда не выдать себя за интеллектуала, скорее на такое способен ученый и скучающий путешественник, поклонник прекрасного. А сейчас прекрасным, например, является кадр, в центре которого вы находитесь. — И я пальцами изобразил рамку.
— Ну ты и нагородил! Уж не знаю, как ты теперь из этого выберешься, — веселилась Джейн.
— Не хочу показаться мачистом, но вы мне нравитесь обе.
Собственные слова напомнили мне о моем португальском друге, Луише Филипе Сарменту: стоило ему увидеть красивую девушку, как он распускал хвост длинных седеющих волос, закрывал ими все лицо — в стиле femme fatale
[21]
— и произносил: «Ведь правда я самый привлекательный парень на свете?»
Девушки, переглянувшись, снова расхохотались. Я забеспокоился, что сижу перед ними с совершенно идиотским видом, но тут Джейн меня удивила:
— Я два года проучилась в Севилье.
— В Севилье? И что именно изучала?
— Историю. А еще я немного разбираюсь в средневековом искусстве. Готова ответить на любой вопрос о кордовских Омейядах.
— Ладно, учту. Ты собираешься преподавать?
— Нет, мне это не нравится. В Севилье от преподавания впадают в депрессию, кабинеты психоаналитиков всегда битком набиты институтскими профессорами. Я теперь пытаюсь поступить в Лондонский университет. Хочу еще поучиться, а потом читать там лекции. Да, преподавание на таком уровне вполне устроило бы меня как способ заработать на жизнь.
Когда Джейн говорила серьезно, лицо ее становилось на редкость красивым.
Я решил сменить тему:
— А откуда вы друг друга знаете?
— Мы сестры и подруги, — ответила Виолета.
— И живете вместе?
— Нет, — ответила Джейн.
— На фасаде твоего дома тоже есть единорог?
— У меня нет дома. Я живу в крохотной квартирке на улице Чепстоу вместе с двумя другими девчонками.
Пока Джейн рассказывала о своих соседках, в кафе вошел старичок с книгой в левой руке и тростью в правой.
— Глядите! Этому человеку сто восемьдесят лет.
Сестры посмотрели на меня с удивлением.
— Откуда ты знаешь? — спросила Джейн.
— У него на лбу написано бессмертие, — пошутил я.
— Ты ошибаешься, — возразила Виолета. — Хотя толика бессмертия в этом человеке и вправду есть, поскольку ему девяносто восемь лет и у него железное здоровье. У него ясный ум следящего за собой шестидесятилетнего джентльмена, а познания его безграничны. Он преподавал эстетику в Оксфорде, но ушел на пенсию так давно, что никто уже и не помнит когда. Он написал несколько учебников, правда, все думают, что автора больше нет в живых. Вообще-то насчет пенсии я не совсем верно выразилась: он по-прежнему числится в Академии изящных искусств и до недавнего времени регулярно читал там лекции.
— А ты веришь в бессмертие? — спросила меня Джейн.
Так выпускают стрелу из лука и ждут, когда раненый зверь рухнет на землю.
— Скажем так: я не могу верить в то, чего не испытал. Откуда мне знать, сколько лет этому старому профессору — сто или двести? Кто даст мне гарантию? Я часто думал о том, что бессмертному человеку придется периодически менять имена и места жительства. Тоже, наверное, морока. А вы верите в бессмертие?
