— Благодарю, Беткен, но я могу и сама осветить комнату.
Под потолком зажегся яркий ровный свет, и проситель,
запинаясь, отступил назад.
— Боги! — Враад поднял взор, и на лице его появилось
выражение зависти и восхищения. — Если бы только я мог…
— Ты пришел ко мне по какому-то делу? — Ей не понравилось
жадное выражение его глаз, когда он снова взглянул на нее. Верно, при этом
свете он мог бы видеть ее намного лучше. Но в его взгляде она заметила не
просто страсть. Беткен принадлежал к тем, для кого утрата магической силы была
равносильна лишению пищи. Он жаждал возврата этой силы — и всего, что она
давала. Шарисса, он знал, обладала многим из того, к чему он стремился.
— Всегда впечатляет, когда видишь такое умение в нынешние
трудные времена, госпожа моя. — Беткен явно заискивал перед нею. Однако
малоприятное зрелище свободно болтавшейся кожи исключало возможность какого бы
то ни было успеха этой лести. — Разве не хотели бы мы снова пережить дни нашего
величия!
— Я сомневаюсь, однако, что ты теперь захотел бы вернуться в
Нимт.
— Едва ли! — Он выглядел ошеломленным, как будто с ее
стороны было безумием даже упомянуть об этом.
— Ладно, — кивнула Шарисса. — Ну, а теперь скажи, чего ты
хочешь? У меня много дел.
— Демона нет поблизости?
— Темный Конь никакой не демон, Беткен. А что до твоего
вопроса… ты видишь здесь Темного Коня?
Беткен заставил себя рассмеяться.
— Простите меня, госпожа моя Шарисса. Я не хотел оскорбить
вас. Просто лучше, если бы его здесь не было. Иначе он мог бы вспылить в связи
с тем, о чем я желаю вам поведать.
«Если только ты сумеешь это сделать», — кисло подумала
волшебница.
— Продолжай, пожалуйста.
Беткен снова поклонился, так что складки его кожи снова
заколыхались.
— Вы знаете, что партия Силести высказывала опасения
относительно дем… вашего спутника?
— Конечно.
— Я слышал, что Силести намерен не ограничиваться словами,
что он желает избавиться от этого существа.
Он, очевидно, надеялся на какую-то реакцию, но Шарисса не
имела ни малейшего намерения доставить Беткену это удовольствие. До нее уже
дошел этот слух, и она знала, что он ложен. Силести признал в разговоре с Дру,
что такая мысль у него возникла, но он решил, что действовать так было бы
проявлением недоверия к отцу Шариссы, которого он уважал и, хотя ни один из них
не признался бы в этом, даже любил. Силести доверял Дру, а тот, в свою очередь,
доверял сумрачному, носившему черные одежды Силести.
— Твоя новость — едва ли новость для меня. Беткен, похоже,
огорчился. Интересно было, что очень многие приходили к ней с тем, что они
считали «важными» сведениями. Они, как и Беткен, конечно же, хотели получить
что-то взамен. Оказать услугу любому из членов триумвирата — или даже их
приближенным — было и впрямь удачей.
— Он хочет созвать встречу членов триумвирата, и тогда… —
бормотал урод.
— Нанесет удар. Он убьет моего отца и главу Тезерени, а
Темного Коня закует в оковы.
«Как будто оковы могут сдержать такое существо, как
конь-призрак».
— Я думал…
— Благодарю за попытку быть полезным, Беткен. Мне жаль, что
для того, чтобы сказать мне это, тебе пришлось потрудиться, проделав весь этот
путь. Я надеюсь, что обратная дорога не слишком длинна.
Ее прозрачный намек на то, что Беткен задержался дольше, чем
следовало бы, обидел сморщенного человечка. Он какое-то время откашливался и
что-то бормотал, затем поклонился еще раз.
— Возможно, в другой раз я окажусь более полезен, госпожа
моя Шарисса. Прийти сюда мне было нетрудно, и я вознагражден тем, что сохраню
воспоминание о вашей красоте. Этого мне достаточно. Спокойной ночи!
Продолжая кланяться, Беткен, пятясь, вышел из комнаты. Лишь
когда он исчез из виду, Шарисса вспомнила про его масляную лампу. Она
попыталась позвать его, затем решила, что он обнаружит ее отсутствие сам. Ясно,
что, когда ему придется идти в темноте, он вспомнит о лампе. Если Беткен
вернется за лампой, Шарисса отдаст ее этому малоприятному человеку и снова
выставит его за дверь. А если тот не вернется, она утром отошлет ему лампу с
кем-нибудь.
Вскоре ее внимание полностью поглотили исследования. Нередко
она, как и ее отец, работала так долго, что восход солнца заставал ее за
столом. Каждый раз, когда такое случалось, Шарисса клялась себе, что это не
повторится.
Она кончила делать записи, касающиеся еще одной из своих
любимых тем — изменений во внешности обитателей города. За последнее время
многие враады стали выглядеть старше. Она отказывалась считать их старыми,
потому что тогда ей пришлось бы подумать о том, что ее отец когда-нибудь умрет.
И все же было весьма возможно, что, покинув Нимт, враады утратили часть того,
что делало их почти бессмертными. Это было как-то связано с чарами Нимта,
которых этот мир лишен… если только не сама эта земля сыграла с ними какую-то
злую шутку.
Подняв голову, Шарисса задумалась.
«Возможно ли, чтобы то, о чем однажды сказал Геррод,
оказалось правдой? Мог бы этот мир изменять нас согласно собственным — точнее,
своих основателей — желаниям? Не этим ли занимаются среди нас безликие?»
Ей показалось, что в двери мелькнул силуэт — как будто
вызванный ее мыслями. Шарисса прищурилась, но фигура — если она и была там —
исчезла. Подумав, что это, возможно, Беткен, она встала и осторожно вышла в
коридор. По ее команде светящийся шар опустился с потолка вниз и выплыл вслед
за ней. Шарисса взглянула влево и вправо, но коридор был пуст.
Она не имела представления, который час, но знала, что,
должно быть, очень поздно. Вернувшись к своим заметкам, Шарисса начала
приводить их в порядок, твердо решив заняться ими снова после того, как хорошо
выспится. Едва она взялась за дело, как ее внимание привлекло мимолетное
движение где-то сбоку.
Это была масляная лампа. Волшебница улыбнулась, осознав
мелькнувшее у нес предчувствие. Протянув руку, она загасила пламя.
Она едва не упала на пол, но успела ухватиться руками за
стол.
Если бы кто-нибудь попросил Шариссу описать то, что она
только что испытала, она могла бы лучше всего выразить его так: с ее глаз упала
пелена. Ночь была той же самой, но теперь она стала частью ее, а не просто
каким-то фоном.
— …са!
