— Темный Конь? — Шарисса еще не могла ничего видеть, не
могла даже ощущать свое собственное тело; но память, по крайней мере,
возвращалась. Сейчас это представлялось наибольшей ценностью, которой она
обладала.
— Ну, тебе, пожалуй, хватит. А теперь обратно — туда, где
тебе и место.
— Пустота поглотит тебя, повелитель Бара…
— Темный Конь? — Шарисса с усилием попыталась открыть глаза.
Припомнила, как на нее напали. Она проявила глупость. Что-то в заклинании,
наложенном на лампу, дало Тезерени знать, что она освободилась во второй раз.
Заклинание было простым, доступным многим враадам — а она не подумала об этом.
Почему, однако, лампа? К чему затуманивать ее чувства, если
они собирались похитить ее?
— Тебя что-нибудь беспокоит? — спросил из темноты Баракас
Тезерени.
Тусклая полоска света прорезала бесконечную черную пустоту.
Пока волшебница боролась, полоса сделалась шире, в ней появились темные силуэты
и что-то задвигалось.
— Темный Конь, где…
— Ш-ш-ш! Не спешите, госпожа моя Шарисса. Вы спали больше
трех дней. Именно от этого ваше тело онемело. Потребуется время, чтобы
разогнать кровь.
— Баракас. — Она превратила это имя в проклятие. — Что вы
сделали с Темным Конем? Со мной? — Шарисса теперь смутно ощущала свое тело. Она
попробовала пошевелить руками, но не поняла, удалось ли ей это.
— Со временем поймете, госпожа моя. Вскоре вы даже будете
определять собственную судьбу.
— Да отберут у вас безликие дар речи! — вскричала она,
вложив в ответ всю свою восстановившуюся силу. В тревоге она ощутила, что из-за
своего гнева соскальзывает обратно, в темноту.
— Я предупреждал вас, что не надо спешить. Из-за вашей
вспышки у вас, наверное, появится ужасная головная боль.
Шарисса попыталась обратиться к жизненной силе мира, но
обнаружила внутри себя барьер, который не позволял сотворить даже самое малое
из заклинаний. Это был провал в памяти — как будто каждый раз, когда она
стремилась что-то сделать, ее внимание слабело как раз настолько, чтобы эта
попытка не удалась.
Что-то обвивается вокруг ее шеи…
— Что вы сделали со мной, Баракас?
Его фигура — это могла быть лишь его фигура — стала большой,
почти заполняя все ее поле зрения. Она могла находиться не больше чем в двух
шагах, однако Шарисса все еще видела ее нечетко.
— Просто кое-что, чтобы вы не совершили опрометчивых
поступков. Надо кое о чем поговорить — после того как вы получите возможность
увидеть, что мы свершили и что мы намереваемся сделать.
— Мой отец этого не потерпит, Баракас! Как и Силести! Они
вдвоем соберут достаточно сторонников, чтобы сокрушить вашу жалкую маленькую
армию.
Ее тело снова почти целиком принадлежало ей, хотя сейчас это
вовсе и не представлялось большой победой. Каждый мускул вопил от боли — и
неудивительно, так как она три дня пролежала неподвижно. Волшебница с усилием
протянула руку к горлу.
— Это не снимется, если я не захочу.
— И вы ожидаете, что я буду выполнять все, что вы захотите,
если вы обращаетесь со мной подобным образом? Что вы сделали с Темным Конем? Я,
кажется, слышала…
— С ним все будет хорошо. Он не оставил мне никакого выбора.
Возможно, вы сможете убедить его вести себя должным образом, когда получите
возможность оценить, чего мы достигли.
Огромная фигура в латах стала медленно обретать различимые
черты. Шарисса с трудом смогла приподняться настолько, чтобы опереться на
локти. Это позволило ей лучше следить за холодными глазами Баракаса.
— Вы чересчур поэтизируете, повелитель Тезерени, но все эти
красивые слова и знакомая речь убеждают меня лишь в том, что вам не следует
доверять. — Она сжала зубы, зная, как ее следующие слова, наверное, подействуют
на него. — Вы вообще не имеете никакого понятия о чести. Я скорее поверю в то,
что улыбка дрейка не имеет ничего общего с тем, что ему хочется есть, чем в
одно из ваших обещаний.
Тыльной стороной руки он сильно ударил ее по правой щеке.
Шарисса повернулась набок, задыхаясь, с кровоточащим носом, но удовлетворенная
реакцией Баракаса. Она была также рада, что на Баракасе не оказалось латных
перчаток.
Снова повернувшись к «гостеприимному хозяину», она показала
ему отметины — свидетельства его гнева.
— Как я и сказала: никакого понятия о чести. Баракас
пристально глядел на свою руку, как будто та предала его. Затем поднял глаза,
изучая ее пострадавшее лицо, и нахмурился.
— Мои глубочайшие извинения, госпожа моя Шарисса Зери. Я не
спал с того момента, как вы вынудили нас заняться вами. Я пришлю кого-нибудь,
кто займется вашими ушибами и заодно принесет вам поесть. Завтра, после того
как мы оба отдохнем, я покажу вам мой мир. — Без дальнейших прощаний Баракас
быстро повернулся и направился к выходу из комнаты, который приходящая в себя
волшебница только теперь смогла увидеть.
— Баракас! Если вы думаете, что я стану просто ждать здесь…
— Шарисса нетвердо встала на ноги и сделала несколько шагов вслед за
повелителем драконов, который к этому времени уже вышел в коридор.
Держа руку на двери, Баракас последний раз взглянул на
Шариссу… и хлопнул толстой деревянной дверью, закрыв ее. Шарисса услышала звук
ключа, поворачиваемого в замке, и сквозь зубы произнесла как проклятие:
— Баракас!
Она попыталась толкнуть дверь рукой. Та не поддалась.
Шарисса знала, что так будет, но не могла не попробовать.
— Проклятие вам, Тезерени! — У нее подкашивались ноги. Из
последних сил волшебница, спотыкаясь, добралась обратно до простой кровати —
единственной, как она теперь видела, мебели в комнате, за исключением одинокого
стула в углу. Ноги отказали ей как раз тогда, когда она заползла на кровать.
Шарисса перекатилась на спину и огляделась. Узкая щель в
потолке лишь едва пропускала солнечный свет. В остальном для освещения служил
один факел, однако в серой, строгой комнате и нечему было привлекать взор.
Три дня! А где был ее отец? Где были другие враады? Баракас
наконец разрушил неустойчивый мир, который существовал, начиная с создания
триумвирата. Не окружала ли уже сейчас армия восточный квартал города враадов?
И если окружала, то почему она не слышит ничего?
