Стало холодно; Геррод ощутил холод впервые с тех пор, как
появился здесь. Даже на квелей, похоже, холод подействовал — потому что они
замедлили шаг, а некоторые осмотрелись вокруг с видом растущего беспокойства и
даже страха. Лишь их глава, похоже, почти не изменился; его странные глаза
постоянно мигали, но он единственный из всех продолжал идти все тем же
размеренным шагом. Чародея, однако, это не успокоило. Ему нередко приходилось
встречаться с безумцами или глупцами. Вполне вероятно, что его тащат за руку к
олицетворению настоящего хаоса.
Они пришли ко входу в другую пещеру; но эта, в отличие от
прочих, была такой же черной, как Темный Конь. Геррод не смог увидеть внутри
ничего — даже после того, как глаза его привыкли к темноте. Когда чародей
обернулся к своему проводнику, то увидел, что остальные отступили назад на
несколько шагов.
Глава квелей осмотрел Геррода с головы до пят. Оценивал ли
он его? Не возникли ли у квеля сомнения насчет способности Геррода выжить —
если предположить, что в пещере скрывается нечто?
— Что там внутри? — спросил он.
«Ты… мы… ты сам… мысами… утверждение!., вопрос?..»
Что это могло означать? Он повторил вопрос снова, но получил
лишь тот же самый ответ. Как Геррод его ни обдумывал, смысла не находил.
Образы, которые воспринимал чародей, были запутанными и нечеткими. Геррод
пришел к выводу, что квели не могли дать объяснение — а возможно, даже и не
знали ответа. Возможно, именно поэтому они и нуждались в чужаке вроде эльфа.
То, что поджидало там, в темноте, возможно, совершенно не поддавалось их
пониманию. Еще раз ему пришло в голову, насколько ум квелей отличен от ума
враадов. Может быть, беспокоиться ему было и не о чем.
А вот в это Геррод не верил ни секунды.
Как оказалось, выбор сделали за него «хозяева». Глава квелей
схватил его за руку — достаточно сильно, так, что враад ахнул от боли… и втащил
его внутрь. Другие ждали, оставаясь снаружи.
Каким-то образом Геррод оказался перед главой квелей, хотя
судить об этом он мог лишь на ощупь. Единственное, в чем он был уверен, — это в
том, что лапа существа сжимает его руку; глаза его ничего не могли различить в
темноте, а все звуки, казалось, исчезли, когда они вошли внутрь.
Квель выпустил руку Геррода и исчез в темноте.
— Подожди! Где ты? — Чародей повернулся кругом, но не смог
бы найти путь обратно — даже если бы тот был видим. — Кровь Дракона! Не
оставляйте меня здесь! Я ничего не вижу! — Он боялся пошевелиться: следующий
шаг мог привести его к некоей неведомой пропасти или в поджидающие лапы… чьи?
Когда, однако, стало ясно, что никто не придет ему на
помощь, чародей наконец решился неуверенно шагнуть вперед.
Тысяча ослепительных солнц ярко осветила пещеру. Геррод
прикрыл глаза рукой и натянул капюшон плаща на лицо. После абсолютной темноты
свет казался вдвойне резким. Он остался бы на месте, плотно укутанный в плащ, —
если бы не шепоты. Он не мог различить слова — но в голосах было что-то
знакомое, как будто все они были едва ли не одним-единственным голосом, хотя и
говорили о разном. Ни один из них не обращал ни малейшего внимания на другие.
«Они оставили меня среди сборища безумцев или демонов! —
решил он. — Таких чудовищ, что я, вне сомнений, скоро стану безумным, как и
они!»
Что же в голосах показалось ему настолько знакомым? Ясно,
имелись различия, но интонации были одинаковыми. Он знал эти голоса, знал, что
они представляли собой лишь единственный голос.
Один голос…
— Проклятие Нимта, — прошептал Тезерени. — Что это за
издевательство?
Он слегка сдвинул капюшон назад и обнаружил, что свет стал
более переносимым. Это открытие разочаровало его, потому что Геррод надеялся
найти себе оправдание, чтобы не смотреть. Теперь же его удерживала лишь его
собственная трусость.
Глумливый смех отца терзал его уши, но Геррод понял, что из
всех слышимых им голосов лишь голос его родителя принадлежал исключительно его
собственному воображению. Остальные были самыми настоящими.
Он поднял взгляд и увидел их — лица в кристаллах.
Они, эти лица, находились повсюду — потому что здесь, в
отличие от других пещер, ничего не было, кроме кристаллов. Пол, потолок, стены
— от крошечных, неясных пятнышек до огромных, устрашающих, как демоны, — везде
были лица. Они что-то назойливо бормотали — как будто самые их жизни зависели
от того, поймет ли он их. Геррод, как ни пытался, не мог различить ни единого
слова. Он попробовал расслышать шепот древнего лысеющего провидца и резкое
бормотание закутанного в капюшон злодея, чье лицо ему различить не удалось.
Другая фигура — молодая, с любезной манерой и прядью серебристых волос посреди
каштановых, — разговаривала с ним так, как будто они были близкими друзьями. И
все равно чародей не мог определить, что же тот пытается ему сообщить, хотя
отчаянно стремился понять хоть кого-нибудь из этих призраков, заключенных в
кристаллах. Теперь он знал их — знал их так же хорошо, как и самого себя.
Именно в этом и было дело. Независимо от того, насколько они
изменились — а некоторые изменились очень, очень сильно, — все они были Герродом.
Глава 12
Шарисса ненавидела верховых дрейков. Она ненавидела их
внешний вид, их повадки, их запах. Их невозможно было сравнивать с лошадьми.
Однако ей пришлось ехать верхом на одном из них в течение последних двух дней.
Он был глуп и частенько сбивался с пути. Однажды он даже — без видимой причины
— лязгнул зубами в ее сторону.
Баракас выслушивал ее жалобы, словно терпеливый взрослый —
хнычущего ребенка. Возникали ли у нее трудности с ее дрейком, значения не
имело; Тезерени использовали дрейков для верховой езды — особенно когда
возникала опасность, что в любой момент им придется участвовать в бою.
Группа, направлявшаяся к горам, передвигалась с
осторожностью. Телепортирование все еще было не под силу большинству Тезерени,
так что им приходилось путешествовать более прозаическим способом. Предводителя
клана также беспокоило отсутствие искателей. Баракас мог утверждать, что
гнездовье было покинуто, но он явно полагал, что существует достаточно большой
риск и что спешка не приведет ни к чему хорошему. Он даже захватил с собой
очень покорного Темного Коня, который отворачивался всякий раз, когда Шарисса
пыталась заговорить с ним. Темный Конь стыдился того, что сделал, несмотря на
то, что многое из этого было сделано ради нее. Плененная волшебница не обвиняла
его ни в чем; но сказать ему об этом оказалось невозможным.
