— Мы продолжим путь с той же скоростью. Всегда следует
ожидать каких-то потерь. Прежде чем это закончится, погибнут и другие. Жертвой
может оказаться даже один из вас.
На лицах Ригана и Лохивана отразилось беспокойство.
Предводителю клана не приходило в голову, что жертвой может оказаться и он сам.
В конце концов, он был олицетворением клана.
— Пусть завтра объявят, что Айвор и другие умерли почетной
смертью. В особенности Айвор. Вы оба можете идти.
Его сыновья поклонились и быстро вышли, чтобы сначала
рассказать братьям о том, что они обсуждали с отцом, а потом уже выполнять
другие команды Баракаса. Глава клана тем временем не стал снимать с себя
доспехи, а продолжал обдумывать происшествие, при котором погибло несколько
воинов и едва уцелела Шарисса Зери. В некотором смысле он почти позавидовал
Айвору. Его беспокоило лишь то, что ему самому не хватало воли, чтобы
воспользоваться заклинанием, которое подействовало на Айвора.
Если бы дело было в нем самом, решил Баракас, он использовал
бы это превращение в соответствии со своими желаниями. У него была воля,
которой недоставало Айвору. Он, повелитель Тезерени, стал бы живым символом
клана.
Баракас начал чесаться, но, осознав это, заставил себя
остановиться. За последние несколько дней сыпь и сухость кожи начали проходить.
Скоро он будет от них избавлен. Чем больше против них боролись, тем слабее они
становились. Это был — как часто он говаривал самому себе — просто вопрос воли.
Они говорили и говорили, однако до чародея не доходило то,
что они пытались сказать. С какого-то момента ему стало трудно различать
большинство лиц — как будто чем старательнее он пытался узнать их, тем более
расплывчатыми они становились.
Геррод мог лишь смотреть на них — испытывая какую-то
необъяснимую завороженность, которая не позволяла ему отвернуться от них и
искать выход из этого сумасшедшего дома. Каждое движение, которое предпринимал
для этого чародей, лишь приводило к появлению перед ним новых и настолько же
тревожащих его лиц.
— Кровь Дракона! — прошептал он не то в первый, не то в
сотый раз — Геррод потерял счет. Он едва был уверен в собственном существовании
— не говоря уже о том, что происходило вокруг него. Дрейк мог бы не спеша
подкрасться к нему и схватить, пока Геррод стоял там как дурак. Однако уйти
отсюда было невозможно.
Со страхом — и одновременно с каким-то детским благоговением
— Геррод робко протянул руку и коснулся лица, наиболее походившего на него.
Что-то такое, что он мог лишь ощущать — но не видеть, —
появилось в пещере. Что-то потащило его за плащ, но, погруженный в грезы,
чародей едва это заметил. Он услышал слабый звук, который мог быть призывом к
нему или просто шумом ветра — ничего не значащий звук, о котором Геррод быстро
забыл.
Капюшон своего плаща он натянул до глаз.
Геррод пытался снова вернуться к разглядыванию лиц, хотя
отчасти и понимал опасность этого занятия. Он, однако, не мог снять затеняющий
глаза капюшон, потому что могучие руки схватили его, как в клещи, не давая даже
поднять для защиты руку.
Соблазнительный голос, доносящийся из кристаллов, был
заглушен возбужденными кликами, отдававшимися в ушах. Его оттащили назад — одна
или несколько могучих фигур.
Шепот прекратился. Непреодолимое желание смотреть на свои
искаженные отражения исчезло почти полностью.
Тот, кто держал Геррода, выпустил его. Чародей пытался
отдышаться; этой возможности ему долго не хватало, хотя осознал он это только
сейчас. Геррод обернулся и увидел того, кто вытащил его на свободу.
Это, несомненно, был глава квелей. Существо, похожее на
броненосца, рассматривало враада — похоже, с сочувствием.
— Со мной… вот-вот вес будет в порядке, — сказал ему Геррод,
отвечая на то, что ему представилось вопросом. Он надеялся, что кристалл
правильно передавал его слова и мысли.
Квель издал неразборчивый звук и указал на стоявшего перед
ним Геррода, после чего потряс своей когтистой лапой. Чародей оглядел себя и
недоуменно нахмурился — пока не сообразил, что больше не понимает издаваемые
квелем звуки. Что случилось с кристаллом, Геррод не знал; он не мог вспомнить,
уронил ли его в пещере или оставил где бы то ни было.
Геррод произнес заклинание, использовав в нем имя своего
отца. Теперешнее положение требовало разъяснения, а он лишился единственного
средства общения. Он хотел узнать, какой цели служила та пещера и кто ее
построил. Чародей едва мог припомнить события, произошедшие как раз перед тем,
как он с неохотой вошел в безумную пещеру. Создали ли ее квели — или же они
обнаружили ее? По их поведению он заключил, что верно, скорее, второе, но в его
мыслях была такая путаница, что доверять им не следовало. Несмотря на
испытание, перенесенное им, Геррод хотел вернуться туда. Но не наобум, как это
получилось в первый раз, а обдуманно, с полным уважением к мощи, таившейся
внутри, и готовностью к встрече с ней.
Он собирался показать руками, что хочет возвратиться в
пещеру с кристаллами, когда все закружилось вокруг него. Геррод видел, что
вот-вот ударится лицом об пол; этого, подставив лапы, позволил избежать
покрытый чешуей спутник, который, похоже, ожидал именно такого результата.
Чародей не успел подумать, отчего бы это, поскольку тут же потерял сознание.
Когда он пришел в себя, вокруг толпились квели, не обращая
на него внимания — пока не увидели, что он очнулся. Затем, подобно актерам,
надевшим маски, подземные жители бурно возрадовались его выздоровлению.
Они отвели его в другую пещеру, в которой человек едва мог
бы надеяться выжить. Его положили на какую-то циновку, от которой чересчур
сильно пахло его хозяевами и холодной землей. Чародей медленно поднялся на
ноги. Он отверг помощь квелей, покачав головой. Огромные создания отступили
назад, чтобы ему было просторнее. Было невозможно сказать, проявляют ли они
какие-либо чувства, но Герроду показалось, что их слегка удивило то, как быстро
он оправился. Вне сомнений, квели заходили в пещеру с кристаллами — до Геррода,
— но ему они пока не рассказали, что случилось с этими несчастными.
«Тем пришлось гораздо хуже, чем мне, — решил он. — Гораздо
хуже — если они испытывали перед этим местом подлинный страх». Чародей был
уверен, что так оно и было; квели — независимо от их намерений — отделались бы
легче, если бы притворились, что испытывают уверенность, а не страх. Это
подтвердило предположение Геррода, что их и в самом деле напугало то, что они
там обнаружили.
Так что же они увидели в этом месте?
