Их глава отдал команду — снова не понятую Герродом. К этому
времени Тезерени сообразил, что его намеренно оставляют в неведении.
Некоторые из квелей повернулись к своему предводителю с явно
недоумевающим видом. Один что-то пробормотал с явно вопросительной интонацией.
Оттолкнув незадачливого враада в сторону — почти к стене, —
глава квелей повернулся к задавшему вопрос и повторил команду.
Опустив голову, тот вернулся к кристаллу и под бдительным
наблюдением всех присутствовавших — включая пришедшего в себя Геррода —
коснулся другой стороны кристалла.
В течение этой краткой стычки искательница по-прежнему
висела в воздухе. Лишь когда один из квелей коснулся камня, враад понял, что та
предлагала перемирие. Она наверняка знала, что этой местностью владеют квели.
В обмен на встречу для переговоров была предложена ее жизнь.
Предводитель квелей решил отклонить это предложение.
Изображение скрылось в ослепительном сиянии, заставив многих
квелей прикрыть глаза и на мгновение ошеломив неподготовленного к этому
чародея. Геррод долго моргал, пока к нему не вернулось некоторое подобие
зрения. Он поднял взгляд, пытаясь различить что-то среди плавающих перед
глазами пятен. Изображение также сделалось четким, и чародей уже смог различить
сияющие холмы и редкие растения. От искательницы не осталось и следа.
Тот же квель, который управлял кристаллом до этого момента,
прикоснулся к нему снова. Теперь Геррод видел в основном поверхность земли.
Предводитель с самодовольным видом издал гулкий звук.
Когда Геррод увидел, что осталось от посланницы искателей,
то был рад, что он не может воспринимать к тому же и запах.
Квели были хорошо защищены. Одинокому искателю надеяться
было не на что. Обгоревшее тело, почему-то напомнившее Герроду что-то съедобное
— ужасная карикатура, — лежало на земле. Лицо — скорее то, что от него осталось
— было в земле, так что чародей не мог видеть застывший в ее глазах укор. Она
пришла с миром — если только удерживающие его квели не знали, что это не так, —
а они сожгли ее.
Оружием им служила сама земля. Многие из тех сверкающих
обломков, казалось, разбросанных повсюду, в действительности служили иной цели.
Точно так же, как множество драгоценных камней приносило свет в этот подземный
мир, эти обломки, разложенью по плану, могли создать луч ярчайшего света.
Пользуясь своими познаниями, квели просто управляли сразу несколькими из них.
«Наши народы действительно близки», — подумал он с
отвращением. Такой фокус пришелся бы очень по вкусу многим из его
собратьев-враадов. Баракас счел бы его восхитительной игрушкой, пригодной для
его арсенала.
Теперь, когда кризис миновал, многие квели начали терять
интерес к произошедшему. Только Геррода, похоже, затронуло то, чего изначально
хотела искательница. Было маловероятно, что она приносит себя в жертву. Что-то
озаботило ее и ее народ настолько, что они решили рискнуть. Герроду хотелось бы
разглядеть ее получше. В каком состоянии она была перед смертью? Было ли это
лишь плодом его воображения — или она действительно казалась усталой,
потерпевшей поражение?
«Безумие… люди-птицы… смерть… утверждение!»
Квель, который всегда сопровождал Геррода, снова стоял
рядом. Послание было искажено, но по крайней мере они снова общались со своим
«гостем». Геррод понимал достаточно; его хозяин думал, что искательница была
безумной, если сделала то, что сделала. А чью «смерть» упомянул квель-гигант,
Геррод судить не мог. Было слишком много разных толкований — если учесть вражду
между двумя народами.
Уверенный, что он и его спутники скоро уйдут отсюда, Геррод
повернулся к выходу из пещеры и сделал шаг. Тяжелая лапа остановила его,
схватив за плечо и развернув так, что он снова оказался лицом к лицу с
предводителем.
Квель наклонился близко — чересчур близко, на взгляд
чародея. Геррод затаил дыхание.
«Завтра… пещера с кристаллами… Геррод… эльф… враад будет
исследовать… Искатели умирают… утверждение!»
Геррод мог лишь безмолвно кивать. Его наконец вернут в
пещеру кристаллов. Наконец-то он сможет изучить древние чудеса и выяснить
причину существования этих проклятых лиц. Выполняя приказ квелей, на деле он
направит усилия на осуществление собственных целей — а не целей этих покрытых
броней чудовищ, что удерживают его.
«Да-а-а…»
Короткое слово звучало совсем не похоже на квеля, но и на
человека тоже. Геррод помедлил, не уверенный, был ли голос плодом его
воображения или явью. Квели расхаживали кругом с видом, как будто все в
порядке.
Глава квелей, стоявший рядом с чародеем, жестом указал, что
пора уходить. Геррод повиновался без возражений, но все еще пытался снова
мысленно услышать это краткое слово.
Ничего. Скорее всего, каприз воображения. Он не мог
придумать другое подходящее объяснение — хотя и был в сомнении. А чем еще это
могло бы быть?
Геррода спокойно, но твердо направила в сторону коридора та
же самая массивная лапа, которая перед этим остановила его. Однако когда он
достиг выхода из пещеры, то снова помедлил, не способный выбросить из головы
случившееся. Если ему это почудилось, то почему голос казался таким реальным,
таким знакомым? Почему бы не выбросить его из головы, как минутную игру
воображения? И почему он теперь, ни с того ни с сего, боится войти в ту самую
пещеру, в которую он так хотел вернуться в течение последних двух дней?
Квель снова подтолкнул его. На обратном пути чародей не мог
не размышлять о том, чего же хотела искательница и какую возможную угрозу ее
непонятое послание могло нести квелям… да и ему самому?
Глава 14
Баракас пристально взглянул на горы, возвышавшиеся впереди,
и улыбнулся.
— Великолепно! Замечательно!
Даже Шарисса, которая никак не могла выбросить из мыслей это
ужасное происшествие, случившееся несколькими днями раньше, была вынуждена
согласиться с ним. Горы и в самом деле были величественны — тем более что они
были естественными, а не созданными волшебством, как в былые дни Нимта.
— Никто не может подолгу рассматривать Тиберийские Горы и не
ощущать их мощь, — прошептал ей Фонон. Ему в последний день позволили ехать во
главе экспедиции рядом с Шариссой. Эльф в конце концов согласился быть
проводником — главным образом из-за беспокойства за волшебницу. Его интерес к
ней был и приятен, и смущал; а случайные взгляды и успокаивающие улыбки делу не
помогали.
