Вскоре Шарисса ощутила первые признаки присутствия иного
существа — чрезвычайно могучего и необычного. Казалось, оно намеренно
предупреждало о своем появлении. Возможно, так и было; с уверенностью она
судить не могла. Она могла лишь пока сказать, что существо не было враадом…
если только это не Геррод, который был способен прибегнуть к самым необычайным
превращениям.
Повисла тишина — как будто другие почувствовали то же, что и
Шарисса. Она призвала свои способности к волшебству и прикоснулась к тайной силе
этого мира. Некоторые из тех немногих, кто почти полностью приспособился к
нему, утверждали, что когда они обращаются к магическим силам, то видят радугу.
Другие же — уходящую в бесконечность сетку пересекающихся линий. Шарисса знала,
что ни те ни другие не лгали; а она явно была единственной, кто видел то и
другое — в зависимости от капризов ее подсознания. Именно по этой причине она,
вероятно, и стала самой сильной волшебницей среди враадов. Даже ее отец,
который обучался и у своей жены, и у безликих, не мог с ней сравниться.
Шариссу, однако, смущало то, что Ариэла, родившаяся и выросшая на другом
континенте, также не могла сравниться в волшебстве со своей приемной дочерью.
Эльфийка утверждала, что не знала никого из своего народа, кто обращался бы к магическим
силам так легко, как юная дочь Дру Зери.
Временами Шарисса гордилась своим исключительным положением…
а временами оно становилось тяжелым бременем и несло угрозу. Среди враадов было
немало тех, кто, как и Баракас, видел в ней лишь орудие или же просто
завидовали ее способностям. Каждый пытался использовать ее в своих целях, но
она научилась управляться с большинством из них. В последние дни существования
Нимта одной из бывших любовниц ее отца, колдунье по имени Меленея, удалось
воспользоваться наивностью Шариссы для осуществления коварного замысла, который
почти наверняка привел бы к смерти и Зери, и Геррода Тезерени. И он
действительно привел к смерти одного из приближенных ее отца, Сирвэка, с
которым Шарисса в детстве не расставалась. Сирвэк погиб, защищая своего
повелителя и его жену от ужасного животного Кабаля, любимца Меленеи. Это
происшествие ожесточило Шариссу. Никому больше не удастся когда-либо снова
использовать ее, чтобы подвергнуть опасности ее близких.
Присутствие неведомого существа ощущалось все сильнее,
казалось, оно мчалось по направлению к городу… с запада, как теперь понимала
Шарисса. Чем ближе оно оказывалось, тем более удивительной — и нечеловеческой —
казалась его мощь. Никакой враад не обладал такими качествами, не был настолько
другим.
«Отец, — вдруг сообразила она. — Надо сообщить отцу!»
Возможно, тот знал уже об этом существе, но сказать наверняка было трудно.
Шарисса мысленно обратилась к отцу, пробуя вступить с ним в контакт. Телепатия
не давала такого результата, как раньше, — возможно, потому, что лишь немногие
теперь были способны поддерживать контакт в течение долгого времени. А у них с
отцом дело осложнялось еще тем, что Дру Зери находился как бы не в этом мире, а
в некоем подпространстве, где основатели колонии создали свою последнюю
цитадель, прежде чем решились переправить свои души в эту страну. Хотя из этого
подпространства и можно было наблюдать внешний мир или входить с ним в контакт,
но по-настоящему преодолевать барьер могли лишь безликие. По крайней мере, так
думала Шарисса. Как в действительности те общались между собой, можно было лишь
предполагать.
«Отец?» — Она немного подождала его ответа. Знакомое
ощущение контакта с сознанием Дру Зери не возникло, Шарисса повторила попытку.
Тем временем она все сильнее ощущала присутствие постороннего… этого существа.
Ее удивило, что Тезерени не заметили его; Баракас, возможно, был уже не тот,
что прежде, но его все же следовало еще принимать в расчет. Как мог он не
почувствовать приближение незваного гостя?
Отец пока не откликнулся. Если бы до него дошел сигнал от
Шариссы, то он уже вошел бы в контакт с ней. Это означало, что придется
отправиться к нему лично. Отбросив мысли о своей экспедиции на северо-восток,
она повернулась и направилась в сторону городской площади. Именно в той части
города, которую люди Дру оставили нетронутой, она найдет крохотную скрытую расселину,
которая служила входом в ту маленькую вселенную, созданную основателями, в
которой ее родители теперь проводили большую часть времени. Она надеялась, что
вход туда будет для нее открыт. Иногда Шариссе, чтобы поговорить с отцом,
приходилось ждать, пока он покинет свое убежище.
Несколько враадов, шедших по своим делам, посторонились, и
она промчалась мимо, даже не взглянув на них. Почувствовали ли они что-либо,
она не знала; да ей это было и безразлично. Если кого-либо еще встревожило
появление чужака, тот мог сам последовать за ней или заняться им
самостоятельно.
Но один из встреченных на пути не уступил ей дорогу, и
Шарисса едва не столкнулась с ним. Это и произошло бы, если бы ее не схватила
пара сильных рук.
— В чем дело? Что-то неладно, раз ты бежишь опрометью,
сметая прохожих!
— Лохиван! Мне некогда разговаривать! Я должна найти моего
отца!
Тезерени отпустил ее.
— Тогда я пойду с тобой. И ты сможешь рассказать мне, что
тебя встревожило настолько, что ты не телепортировалась — и теперь попусту
тратишь столько времени на ходьбу.
Шарисса покраснела. Она прошла мимо Лохивана и продолжила
свой путь. Тезерени пошел рядом, без труда выдерживая темп. Он привык ходить
быстро.
— Я подумала, что лучше не пытаться использовать это
заклинание, — наконец ответила она. Шарисса никогда и никому — даже Дру — не
говорила, почему она так редко использовала заклинания для того, чтобы сберечь
время. В последние дни старого мира телепортирование было делом опасным и
безрассудным, и оно едва не стоило жизни ее отцу. Дочь Зери знала, что это
смешно, но ей не удалось справиться с опасением, что когда-нибудь
телепортирующее заклинание перенесет ее в такое место, из которого она никогда
не сможет вернуться. Тем, кто утратил способность использовать заклинания, это
было невозможно объяснить. Они едва ли посочувствовали бы ей.
— Почему? В чем дело? — нахмурившись, спросил Лохиван. У
него явно была какая-то причина для беспокойства — а возможно, и несколько.
Шарисса задавалась вопросом, почувствовал ли он сам приближение чего-то
постороннего.
— Что-то… кто-то… чуждое… я не могу объяснить. Ты
чувствуешь, как что-то приближается к нам с запада?
— По-твоему, причина в этом? — Он взглянул в сторону ворот,
через которые он, как и другие, попал в город. — Но если оно находится так
близко, то мы должны были увидеть его, пока ехали сюда…
— Я тоже так подумала. — У нее возникло подозрение. — Так
что, Лохиван? Ты, вероятно, единственный из ваших людей, от кого я могу ожидать
правдивый, прямой ответ. Видел ты что-нибудь? Ощутил что-нибудь?
