В Шато Сен-Поль де Круа банда гасконских пехотинцев распяла захваченного ими Совершенного. Они соорудили крест из двух связанных веревками жердей и прибили несчастного за руки гвоздями. Катар, несмотря на мучения, упорно не желал отречься и хулить свою веру, и солдаты, наскучив пыткой, вспороли ему живот и оставили гнить.
Эти и другие подобные варварские деяния либо отрицались аббатом Сито и французскими баронами, либо списывались на бесчинства отдельных выродков. Но скорчившийся в темном углу Совершенный знал, что слово начальников, священников и папских легатов — пустой звук для собравшейся за стеной солдатни. Жажда крови заставила этих людей загнать их сюда, на этот клочок созданного дьяволом земного мира.
Он узнавал в них Зло.
Единственное, что он мог сделать, это попытаться спасти души своих верующих, отслужив consolament,
[52]
чтобы те смогли узреть лик Господа. Переход из этого мира в следующий будет для них мучителен.
Раненый до сих пор был в сознании. Он изредка постанывал, но все тише, и кожа его покрылась сероватой предсмертной бледностью. Возложив руки на лоб умирающего, Совершенный произвел обряд крещения утешением. Уцелевшие верующие встали в круг, сцепив руки, и начали молиться:
«Святой Отец, справедливый Господь добрых душ, Ты, не знающий заблуждений, лжи и сомнений, даруй нам знание…»
Солдаты уже ломали дверь, хохоча и выкрикивая издевательства. Младшая из женщин — ей было не больше пятнадцати — плакала. Слезы тихо, безнадежно катились по щекам.
«Даруй нам знание того, что Тебе ведомо, любовь к тому, что Ты любишь, ибо мы не от мира сего, и мир сей не от нас, и страшимся мы встретить смерть в царстве бога чуждого».
Совершенный возвысил голос, когда балка, служившая засовом на двери, раскололась надвое. Щепки дерева, острые, как стрелы, разлетелись по амбару, а следом ворвались солдаты. Освещенные ржавыми отблесками пылающего во дворе костра, они мало напоминали людей. В их глазах плясали отблески пламени. Катар насчитал десять мужчин, вооруженных мечами.
Взор его обратился к командиру, вошедшему последним. Высокий человек с худым бледным лицом и холодными глазами, столь же сдержанный и бесстрастный, сколь распалены и бесчинны были его солдаты. В нем чувствовалась жестокая властность: этот человек привык встречать повиновение.
По его приказанию беглецов выволокли из укрытия. Командир сам вонзил клинок в грудь Совершенного. На миг их глаза встретились. Во взгляде француза застыло презрение. Он вторично поднял руку и опустил меч на голову старика, забрызгав солому кровью и серыми потеками мозга.
Убийство священника лишило мужества его паству. Оставшиеся пытались бежать, но земля под ногами уже стала скользкой от крови. Кто-то из солдат поймал за волосы женщину и воткнул меч ей в спину. Ее отец хотел оттолкнуть убийцу, и тот, развернувшись, вспорол ему живот. Глаза раненого широко распахнулись от боли, когда солдат провернул меч и ногой столкнул с клинка выпотрошенное тело.
Младший из солдат отвернулся, его вырвало. Через несколько минут тела всех мужчин лежали на полу амбара. Начальник велел подчиненным вывести наружу двух старших женщин. Девушку он оставил позади, как и парня, которого выворачивало наизнанку. Ему полезен будет урок твердости.
Девочка попятилась от него, глаза ее испуганно метались по сторонам. Мужчина улыбался. Спешить было некуда: девчонка не убежит. Он прошелся по кругу, словно волк, примеривающийся к добыче, и внезапно нанес удар. Одним движением мужчина схватил жертву за горло, ударил головой о стену, а другой рукой разорвал на ней платье. Девушка закричала, отчаянно отбиваясь, и он вбил кулак ей в лицо, с удовольствием ощутив, как хрустнули разбитые кости.
Ноги у нее подогнулись. Она сползла вниз, оставляя на досках стены красную полосу. Мужчина наклонился и сверху донизу разорвал на ней нижнюю сорочку. Девочка заскулила, и тогда он поддернул подол юбки наверх до пояса.
— Нельзя позволять им плодиться, наполняя мир себе подобными, — холодно пояснил он, доставая кинжал и по рукоять вонзая его в живот девочке.
Ненависть заставляла его наносить удар за ударом по неподвижному уже телу. Под конец он ногой перевернул тело и двумя взмахами клинка вырезал на голой спине крест. Кровь алыми жемчужинами выступила на белой коже.
— Будет урок другим, кто пройдет здесь, — спокойно произнес он. — А теперь убери это.
Вытерев клинок о разорванное платье, он выпрямился.
Мальчишка всхлипывал. Его платье было перепачкано кровью и блевотой. Он собирался исполнить приказ, но взялся за дело недостаточно проворно.
Командир схватил парня за глотку.
— Я сказал, убрать! Поторопись, если не хочешь присоединиться к ним.
Он пнул солдата в копчик, оставив на его рубашке отпечаток перемазанного в кровавой грязи сапога. Ему ни к чему солдаты со слабым желудком.
Наскоро сложенный во дворе фермы костер яростно пылал, раздутый жарким ночным ветром со Средиземного моря. Солдаты пятились от огня, прикрывая лица руками. Привязанные к изгороди кони горячились и били копытами. Им не нравился запах смерти. С женщин сорвали одежду и бросили на колени, связав ноги и заломив за спину руки. На их лицах, исцарапанных грудях и плечах остались следы насилия, но обе молчали. Кто-то ахнул только тогда, когда перед ними проволокли труп девочки.
Начальник прошел к костру. Он уже скучал и торопился уехать. Не для того он принял крест, чтобы резать еретиков. Эта жестокая охота была затеяна только ради развлечения солдат. Люди должны быть заняты, чтобы не теряли навыков и не бросались друг на друга.
В ночном небе вокруг полной луны горели белые огоньки звезд. Должно быть, полночь, а может, и позже. Давно уже следовало вернуться. Может быть, сообщение наконец доставлено.
— Предать их огню, сударь?
Он без предупреждения выхватил меч и сильным ударом снес голову ближайшей к нему женщине. Кровь фонтаном забила из рассеченных жил, забрызгав ему сапоги. Голова мягко ударилась о землю. Он пинком отбросил содрогающееся тело.
— Убейте остальных сук-еретичек, сожгите тела, и амбар заодно. Мы спешим.
ГЛАВА 21
Элэйс разбудил пролившийся в окно свет.
Минуту она не могла припомнить, как оказалась в отцовских покоях. Села, потягиваясь спросонья, ожидая, пока оживет память прошедшего дня.
За долгие часы, протянувшиеся от полуночи до рассвета, успело созреть решение. Несмотря на беспокойную ночь, мысли были прозрачны, как горный ручей. Нельзя сидеть в бездействии, дожидаясь возвращения отца. Неизвестно, какую цену придется заплатить за каждый потерянный день. Рассказывая дочери о своем священном долге перед Noublesso de los Seres, он не оставил сомнений: его гордость и честь зависели от исполнения обета сохранить тайну. А ее долг — помогать ему, рассказать обо всем, что случилось, и передать дело в его руки.
