В одиннадцать часов Мариета внесла в утреннюю комнату поднос с кофе и поставила его на стол. На подносе, как обычно, стояли три чашки.
— Тетя и брат будут пить кофе со мной?
— Мне не велено было ничего менять, мадомазела.
В это время в дверях появились Анатоль с Изольдой.
— Доброе утро, малышка, — поздоровался брат.
Глаза его сияли.
— Я слышала шум, — заговорила Леони, вскочив на ноги, — и подумала, не пришло ли письмо из Парижа?
В его лице что-то дрогнуло.
— Очень жаль, но нет, от маман ничего.
— Тогда… что случилось? — спросила она, заметив, что Изольда тоже взволнована чем-то.
Лицо ее разгорелось, а глаза блестели слишком ярко.
Та подошла к Леони и сжала ей руку.
— Этим утром я получила письмо из Каркассона, которое давно ждала.
Анатоль занял место перед камином, заложил руки за спину.
— Кажется, Изольда обещала сводить тебя на концерт…
— Мы едем? — Леони, подпрыгнув, расцеловала тетю. — Просто замечательно!
Анатоль засмеялся.
— Мы и надеялись тебя порадовать. Конечно, сейчас не лучшее время года для путешествия, но так уж сложились обстоятельства.
— Когда мы едем? — спрашивала Леони, глядя то на брата, то на тетушку.
— Отправимся утром в четверг. Изольду известили телеграммой, что адвокат будет на месте в два часа.
Он помолчал, снова переглянувшись с Изольдой. Леони поймала его взгляд.
«Он хочет что-то еще мне сказать…»
Внутри у нее что-то дрогнуло.
— В сущности, мы хотели обсудить с тобой еще одно дело. Изольда весьма великодушно предложила нам задержаться здесь подольше. Скажем, до нового года. Что бы ты на это сказала?
Леони ошеломленно уставилась на брата. Она не сразу сообразила, что ответить на такое предложение. Не наскучит ли ей сельская жизнь, если задержаться надолго?
— Но… как же твоя работа? Разве журнал обойдется без тебя так долго? И разве тебе самому не пора позаботиться о своих делах?
— О, журнал обойдется без меня еще немного, за это я поручусь, — легкомысленно отозвался Анатоль, принимая из рук Изольды чашку кофе.
— А как же маман? — Леони вдруг представилась красавица-мать, одиноко сидящая на диване в гостиной.
— Мы решили, что Дюпон отпустит и ее приехать к нам сюда.
Леони пристально взглянула на брата.
«Он наверняка не верит, что она согласится оставить Париж. Тем более вернуться сюда…»
— Не думаю, что генералу Дюпону это понравится, — заметила она, заранее оправдывая возможный отказ матери.
— А может, ты так соскучилась в моем обществе, что не хочешь больше здесь оставаться? — спросил Анатоль, подойдя к сестре и обнимая ее за плечи. — Неужели тебя так пугает мысль провести еще несколько недель в изгнании в компании брата?
Протянулась напряженная, полная ожидания минута, потом Леони хихикнула.
— Какой ты глупый, Анатоль. Конечно, я с восторгом останусь еще. Лучше и не придумаешь, хотя…
— Хотя?.. — быстро подхватил Анатоль.
Улыбка соскользнула с ее губ.
— Я хотела бы получить весточку от маман.
Анатоль поставил чашку и закурил сигарету.
— Я тоже, — тихо сказал он. — Хотя я уверен, она только потому не собралась еще написать нам, что приятно проводит время. И, конечно, нужно еще время, чтобы мое письмо переслали на Марну.
Она прищурилась.
— Я думала, ты ожидал, что они уже вернулись в Париж?
— Я только предполагал, что вернулись, — спокойно возразил он, и тут же его лицо снова осветилось. — Но поездка в Каркассон тебе в радость?
— Еще как!
Он кивнул.
— Вот и хорошо. В четверг едем утренним поездом из Куизы. Почтовая карета отправляется с площади Перу в пять утра.
— Надолго мы едем?
— Дня на два, может, на три.
Леони разочарованно сникла.
— Всего ничего.
— Времени хватит вполне, — улыбнулся брат.
И опять Леони не могла не заметить, как понимающе переглянулись Анатоль и Изольда.
Глава 55
Любовники лежали под простынями, их лица освещал огонек единственной свечи.
— Тебе надо вернуться к себе, — сказала она. — Уже поздно.
Анатоль заложил руки за голову жестом, ясно говорившим о его решимости еще долго не трогаться с места.
— Вот именно. Все спят.
Изольда улыбнулась.
— Никогда бы не поверила, что могу быть так счастлива, — тихо сказала она. — Что мы навсегда будем вместе. — Потом улыбка пропала с ее бледных губ. Рука сама собой потянулась к шраму на горле. — Боюсь, это не надолго.
Анатоль склонился к ней и поцеловал шрам на коже. Даже теперь он чувствовал, как ей хочется отстраниться от прикосновения его губ. Этот шрам был вечным напоминанием о ее короткой и мучительной связи с Виктором Константом.
Только через много месяцев после начала их романа, уже после смерти мужа, Изольда позволила Анатолю увидеть ее раздетой, без обычного высокого воротничка или шарфа, прикрывающих уродливый багровый шрам на горле. Прошло еще немало недель, прежде чем он сумел разговорить ее и выведать, как она получила эту рану. Он думал — и ошибался, — что разговор о прошлом поможет совладать с тяжелыми воспоминаниями. Получилось иначе. Хуже того, разговор заново растревожил ее мысли. Даже сейчас, когда с их первой встречи прошло уже девять месяцев и весь скорбный перечень страданий, которые претерпела Изольда от рук Константа, был известен Анатолю, он все еще внутренне сжимался, вспоминая ее спокойный и бесстрастный рассказ, как в припадке ревности Констант с помощью каминных щипцов накалил в огне свое кольцо с печаткой и прижал раскаленный металл к ее горлу, пока она не обмерла от боли. Он ее заклеймил. Описание было таким ярким, что он будто чувствовал тошнотворно-сладкий запах сожженной плоти.
Связь Изольды с Константом не продлилась и нескольких недель. Сломанные пальцы срослись, синяки сошли с кожи, и только багровый шрам оставался вещественным напоминанием о пытках, которым тридцать дней подвергал ее Констант. Но душевные раны заживали медленнее. Анатолю больно было видеть, что Изольда, при всей ее красоте, душевной тонкости и элегантности, стала теперь такой пугливой, так мало ценила себя.
— Это навсегда, — твердо сказал Анатоль.
Он позволил своей руке скользнуть ниже, лаская любимое тело, пока его ладонь не легла на нежную белую кожу бедер.
