– Да, вот еще что, – сказал Дрейк. – Блевинс рассказал мне,
что он обучил Эддикса методам гипноза.
– Зачем?
– Этого захотел сам Эддикс.
– Пол, – сказал Мейсон, – я хочу, чтобы ты все как следует
проверил. На этом процессе я собираюсь выстроить защиту, которая войдет в
историю, но для начала мне нужно точно знать, что там произошло на самом деле.
– А Джозефина Кэмптон не может тебе рассказать? – спросил
Дрейк.
– Нет.
– Почему?
– Если это останется между нами, то я думаю, что она и сама
не знает.
– Господи, Перри! – воскликнул Дрейк. – Только не вздумай
строить защиту на основании женских россказней: «Мы сидели там, в руках у меня
был ножик, а затем, совершенно неожиданно, в глазах у меня потемнело, а когда я
пришла в себя, он лежал там на кровати совершенно неподвижно, и я закричала:
„Ну скажи мне что-нибудь, Бенни!“».
– Все было не совсем так, Пол, – усмехнулся Мейсон, – хотя в
главном ты прав. Выкачай из Блевинса всю информацию, какую только сможешь.
Найди его бывшую жену. Ладно, я пошел на переговоры с Хардвиком, загляну к тебе
позже.
Мейсон вернулся в свой офис.
– Джеймс Этна направляется сюда, – сообщила Делла Стрит. –
Он, похоже, страшно взволнован.
Зазвонил телефон.
– Алло, – сказала Делла, сняв трубку, и повернулась к
Мейсону: – А вот и мистер Этна.
– Пригласи его, – сказал Мейсон, – и передай Герти, чтобы она
проводила мистера Хардвика сюда, как только он появится в конторе.
Делла Стрит повесила трубку и вышла, чтобы встретить Этну.
Джеймс Этна, очень взволнованный, воскликнул, едва
переступив порог кабинета:
– Мистер Мейсон, можете вы мне сказать, что, черт побери,
удалось разнюхать полиции?
– Они, видимо, абсолютно уверены в том, что откопали нечто
весьма серьезное.
– Очень похоже, – сказал Этна, – что у них есть какая-то
совершенно неопровержимая улика против нашей клиентки.
– Делла Стрит и я перевернули вверх дном весь офис, пытаясь
найти микрофон, – усмехнулся Мейсон. – Мы подумали, что, может быть, им удалось
подслушать нашу беседу с миссис Кэмптон. Что там с протестом? Вы его подали?
– Нет. Я понял, что от этого не будет никакого проку.
– Вы хотите сказать, что ей предъявлено обвинение?
– Совершенно верно. Умышленное убийство. Они уже получили
санкцию, и ордер на арест был оформлен по всем правилам. – Этна помолчал. – А
что вы скажете по поводу того, что она рассказала?
– Я еще не думал над этим.
– Но что произойдет, когда она расскажет это суду присяжных?
– Вы хотите сказать, если она расскажет это суду присяжных.
– Но ведь рано или поздно она будет вынуждена рассказать это
суду.
– Давайте в таком случае постараемся, чтобы это лучше было
поздно, Этна, – усмехнулся Мейсон.
– Вы думаете, что присяжные не поверят ее рассказу?
– А вы поверили?
– Ну, в общем… – замялся Этна. – Черт меня возьми, Мейсон, я
и верю, и не верю.
Мейсон продолжал улыбаться.
– Конечно, если принять во внимание обстановку в доме
Эддикса, – предположил Этна, – то рассказ звучит довольно правдоподобно. Был
некий миллионер, экспериментировавший с гипнозом. Он пытался гипнотизировать
горилл и, вероятно, пытался внушить им импульс к убийству человека. Совершенно
естественно, что рано или поздно он мог добиться определенного успеха, и тогда
было бы совершенно логично предположить, что он сам и оказался первой жертвой.
– Продолжайте, Джеймс, – попросил Мейсон. – Вы приводите
аргументы в пользу правдивости ее рассказа. Вы пытаетесь убедить самого себя,
словно вы суд присяжных.
– А почему бы и нет?
– Если адвокат вынужден сам себя убеждать в правдивости
рассказа своего клиента, – сказал Мейсон, – то, черт возьми, самое разумное –
сделать так, чтобы больше никто и никогда этого рассказа не услышал.
– Думаю, вы правы, – через силу улыбнулся Этна. – Я сам еще
толком не разобрался, как отношусь ко всему этому, а теперь, после ваших слов,
я понял, что очень старался, хотя и безуспешно, убедить себя в правдивости этой
истории. Черт меня возьми, если я знаю, как к ней относиться. Все это звучит
совершенно неправдоподобно, если только не принимать во внимание обстановку в
том доме – а на ее фоне все выглядит довольно логично.
– Через несколько дней мы будем знать намного больше,
Джеймс, – пообещал Мейсон.
– Я никак не могу отделаться от мысли, что вы втянуты во все
это по моей вине, – посетовал Этна.
– Ерунда, – усмехнулся Мейсон. – Я бывал и в худших
переделках.
– Но все же снова возникает вопрос: почему полицейские
действовали так странно? Ведь это довольно необычно для них?
– Необычно! – воскликнул Мейсон. – Да это просто уникальный
случай!
Зазвонил телефон, Делла Стрит сняла трубку, кивнула Мейсону
и сказала:
– Это мистер Хардвик.
– Отложим ненадолго наше обсуждение, – обратился Мейсон к
Этне. – Поскольку нам придется иметь дело с Хардвиком, нужно быть уверенными в
себе и выступать единым фронтом. Мы должны улыбаться и излучать оптимизм.
Делла, пригласи его.
Делла Стрит распахнула дверь и произнесла:
– Мистер Хардвик!
Сидни Хардвик, явно чем-то очень озабоченный, сказал:
– Доброе утро, господа. Надеюсь, я не расстроил ваши планы
на сегодняшний день, мистер Мейсон, и ваши тоже, мистер Этна.
– Ну что вы, отнюдь нет, – кивнул ему Мейсон. –
Присаживайтесь. Чем можем быть вам полезны?
Хардвик сел, поправил очки на носу, потрогал слуховой
аппарат и сказал:
– Мне хотелось бы с самого начала говорить честно и
откровенно. Мне известно, что вы оба во многих отношениях занимаете
противоположную по отношению ко мне позицию. Вы, как я полагаю, представляете
Джозефину Кэмптон?
– Я тоже так полагаю, – сказал Мейсон. – А точнее, я думаю,
мы будем ее представлять.
– Вы оба? – спросил Хардвик.
Джеймс Этна, поколебавшись немного, ответил:
– Да, я полагаю, что мы оба.
– В таком случае, – продолжал Хардвик, – я представлял
Бенджамина Эддикса, пока он был жив. Мне известно о нем больше, чем кому бы то
ни было. Несколько месяцев назад я оформил его завещание. Это завещание
полностью соответствовало воле мистера Эддикса в то время.
