— Чуть не забыл, — он снова превращался в ту мрачную,
задумчивую личность, какой предстал перед Уэлленом с самого начала. — Нам пора
еще раз побеседовать…
— … побеседовать о живущих, о том, как они меняются… —
продолжал он, уже сидя на троне в своей пещере. — Или, точнее, как именно они
изменились.
Изрыгнув совершенно непечатное выражение, Уэллен вновь
попытался сориентироваться. Он с трудом разбирал слова призрачной фигуры.
Постоянные скачки с места на место основательно заморочили ему голову. Он не понимал,
что ненавидит больше — саму по себе телепортацию или свою собственную
беспомощность, о которой каждый раз напоминал этот способ перемещения. Драконы,
чародеи… Что он в сравнении с ними? Несмотря на драконье логово над головой,
Уэллен уже надеялся, что они с Сумраком останутся на месте — хотя бы до тех
пор, пока он не перестанет чувствовать себя листом, подхваченным вихрем.
И тут, словно нарочно подгадав к тому моменту, когда он,
Уэллен, будет наиболее беззащитен, чувство надвигающейся опасности снова
овладело им. На этот раз оно длилось дольше обычных нескольких секунд, однако,
как и в последний раз, ушло прежде, чем Уэллен смог определить его причину.
Может, дело в том, что он в плену у чародея? А может, он просто вообразил себе
это чувство?
Если так, нас — уже двое сумасшедших, — горько подумал он.
Сумрак, погрузившись в размышления, почти не замечал своего
«гостя». Он смотрел куда-то вверх, сквозь потолок пещеры, в иное пространство и
время.
— Знаешь ли ты, чудище… что значит… прожить так долго… и все
это время… жить в страхе… за самого… себя?
Ученый подумал, что уж он-то хорошо понимает последнюю часть
вопроса, но вряд ли стоит сообщать об этом тому, кто и был причиной его страха.
— Дру Зери… — Грезящий наяву чародей взмахнул рукой, и в
воздухе перед ним возник призрак. — Казалось, всегда видел так много, но так и
не сумел разглядеть происходящее…
Призрак, постепенно разрастаясь и уплотняясь, принимал все
более и более четкие очертания. То был человек, мужчина, он покачивался в
воздухе, словно лист на ветру. Сощурившись, Уэллен различил его фигуру, бороду
и седую прядь в волосах. Кто это, Дру Зери? Вправду ли легендарный лорд Дразери
выглядел так, или это — просто выдуманный, порожденный давними, но еще яркими
воспоминаниями образ?
— Господин Зери… — прошептал Сумрак, глядя в глаза туманной
фигуры. — Что же сталось с тобою потом?
Уэллен мог бы рассказать об этом, но понимал, что Сумрак
никогда не поверит легендам. Нипочем не поверит чародей, что его старый товарищ
прожил долгую, плодотворную жизнь, что существуют на свете люди (в том числе и
сам Уэллен), у которых есть основания считать себя его потомками. Но вряд ли
чародей вообще проявил бы к этому интерес: для него Дру Зери стал чудовищем,
как и все остальные.
А смотрел ли он когда-нибудь в зеркало? Видел ли, во что
превратился сам? — подумал Бедлам.
Рядом с первым возник еще один призрак. Вначале Сумрак не
обращал на него внимания, ведя свою одностороннюю беседу с призрачным Дру Зери,
а когда наконец заметил, то едва не исчез в глубине своего невероятного плаща.
Шепот чародея был едва слышен, но Уэллен, наблюдая за возникновением второго
призрака, уже понял, кто явился по его душу.
— Шарисса… — прошептал чародей.
Ученый не уставал удивляться тяжести его безумия. По его
поведению было понятно, что он не в состоянии — но крайней мере, сознательно —
контролировать призраки, несмотря на то, что сам же и вызвал их. Пожалуй,
единственное, что у него хорошо — слишком хорошо — получалось, это само
появление призрака…
Какова же цена бессмертию?
Она была стройна и высока, хотя и пониже первого привидения.
Прекрасное белое платье подчеркивало красоту и женственность ее фигуры, а
серебристо-голубые волосы водопадом ниспадали на спину. Эта — вполне возможно —
далекая родственница Уэллена была прекрасна. Так прекрасна, что ученый просто
не мог принять ее за настоящую. Он видел ее и Дру Зери такими, какими колдуну
хотелось их помнить, а не такими, какими они были на самом деле. И все же в их
облике должно было сохраниться хотя бы подобие истины. Образы были слишком уж
четки, чтобы оказаться лишь плодом безумия Сумрака. Поднявшись с трона, чародей
подошел к теням собственного прошлого. Он шел и говорил им что-то, призраки
плавали вокруг и отвечали, беззвучно шевеля губами, и древний волшебник,
очевидно, слышал их слова…
— Я заботился о тебе, Шарисса, — сказал он призраку женщины,
— хоть и знал, что ты никогда не будешь моей.
Она ослепительно улыбнулась и что-то сказала в ответ. И
Сумрак засмеялся — к великому изумлению Уэллена. Рассмеялся звонким молодым
смехом, ничего общего не имеющим с жуткой маской и вечной мрачностью чародея.
— Да, думаю, я это знал. Просто не хотел признавать.
Удивление заставило Уэллена сделать шаг вперед. Возможно,
момент как нельзя лучше подходил для бегства, однако он чувствовал, что не
может отвести глаз от фантастического зрелища. Сцена, правда, подтверждала
безумие чародея, но это, по сравнению с тем, что она значила для истории рода
Уэллена, было неважно.
Сумрак тем временем, хоть и не обманывался на счет
призрачной сущности Шариссы, взял ее за бесплотную руку и попытался привлечь к
себе.
— Более всего для меня была невыносима мысль о том, что и ты
изменилась. Я думал, что ты стала ужасна с виду, подобно моим собратьям… и
моему отцу. Но теперь я вижу, что ты единственная избежала этой участи.
Призрак погладил его по щеке. Чародей шевельнулся, словно и
в самом деле ощутил ласковое прикосновение.
— Теперь я вижу, что если ты изменилась, то могла стать
только 6огипей
Не в этом ли — цена бессмертия? — подумал Уэллен. Зрелище
повергло его в печаль, заставив забыть собственную не слишком отрадную участь.
— Не в том ли, что в некий момент существование превращается в бесконечные
воспоминания о собственных неудачах и утратах?
Образ Шариссы подернулся рябью. Ученый взглянул на недвижную
фигуру Дру Зери — она тоже начала рассеиваться.
Уэллен понял, что Сумрак постепенно возвращается к
действительности. Вскоре он вспомнит о своем «госте», и тогда снова не миновать
допроса.
Но, внимательнее приглядевшись к чародею, он увидел, что и
его очертания утратили четкость.
Моргнув, Уэллен снова взглянул на хозяина. Тот сделался еще
более расплывчатым. Что с ним творится?
Чувство возможной опасности вернулось — быть может, с
некоторым запозданием.
