— Если бы я знал. Меня волнует только судьба моих дочерей. Ему нельзя доверять.
Великий епископ хмыкнул и сказал:
— Это точно.
После чего потрогал свою бороду и отвернулся. Шанти понял, что ему представляется шанс. Магнус был врагом Великого епископа, и, значит, он, Ричард Шанти, вполне мог стать другом Великого епископа.
— Позвольте мне пойти к ним, — сказал он. — Позвольте мне выяснить, чего хочет Магнус. Я найду способ передать вам эту информацию. Сейчас для меня главное — вызволить свою семью. Обещайте мне, что возьмете их под свою защиту, а я дам слово выведать все, что смогу. Я согласен стать заложником Магнуса, лишь бы они были в безопасности.
— Я больше никому не могу гарантировать безопасность в этом городе. Ситуация зашла слишком далеко. И выпустить тебя отсюда не могу. Ты можешь оказаться куда опаснее для меня, нежели Магнус, пусть даже ты сочтешь мои слова нелепостью. Факт остается фактом: мы должны выяснить, кто ты на самом деле. Потому что в одном я абсолютно уверен. Ты не Ричард Шанти. Ричард Шанти умер двадцать восемь лет назад.
Когда Мясной Барон вконец обессилел, горничные увели Майю. Забрали простыни, густо перепачканные ее кровью и рвотой, постелили новые, чтобы хозяин мог поспать. Они вымыли его в ванне, и он дрожал, как будто в испуге, хотя они знали, что он ничего не боялся. Они уложили его в чистую постель и накрыли одеялом, но даже во сне он трясся, и его голова дергалась на подушках.
— Что тебе известно о Джоне Коллинзе?
— Только то, что я слышал. Люди говорят, что он вроде мессии.
— Ты встречался с ним?
— Нет.
— Я думаю, ты лжешь.
Шанти не умел врать и знал об этом. Великий епископ, в свою очередь, был хорошим психологом, повидав на своем веку немало грешников и заблудших душ. Не было смысла утаивать что-то от Великого епископа, потому что его глаза улавливали тайные сигналы, которые невольно посылало тело Шанти. Но и сказать сейчас правду он не мог. Если только под пыткой.
Они прибегли бы к пытке, это был вопрос времени. Он сломался бы и рассказал все, что знал. Он не был сильным человеком, не стоило даже притворяться. Он мог терпеть, но до определенной степени боли.
— Я его не знаю.
Великий епископ подошел к маленькому окну и устремил взор наружу, как будто увидел там нечто более примечательное, чем лоскут затянутого облаками неба.
— Я заметил, что ты… как бы это сказать… мужчина хрупкой комплекции. Но ты не бедняк. И не можешь сказать, что у тебя нет средств на покупку мяса, которое посылает Господь.
— Я бегаю. Пробегаю каждый день несколько миль. Благодаря этому нахожусь в форме.
— Я бы сказал, в истощенной форме.
Шанти промолчал. Великий епископ продолжил:
— Я слышал о том, будто Джон Коллинз такой же худой. Ты полагаешь, это простое совпадение?
— В городе много худых людей;
— Но ни у кого из них нет такой работы, как у тебя, Шанти. Или такой, какая была у Коллинза, прежде чем он откололся от нас. Поэтому я снова спрашиваю тебя, почему ты и он… почему вы такие недокормленные?
— Про себя могу сказать одно: каждый день я сжигаю жир бегом. За Коллинза ответить не могу.
Великий епископ бросил взгляд в сторону своих проповедников и вздохнул.
— Очень скоро у меня иссякнет терпение и желание мило беседовать.
— Очень скоро Рори Магнус расчленит мою семью. Может, он уже это сделал. Мне плевать на Коллинза и ваши вопросы. Мне все равно, что вы там думаете насчет моего происхождения. Меня волнуют только мои близкие. Помогите мне спасти их, и я сделаю все, говорю вам, все, что вы захотите. Но не сию минуту. Позвольте мне пойти к ним. Дайте мне шанс спасти их, умоляю вас.
— Если я тебя отпущу, Магнус задаст тебе те же самые вопросы и по тем же самым причинам. Он сделает с твоей женой и дочерьми все, что захочет, независимо от того, удовлетворят его твои ответы или нет. Покинув эти стены, ты все равно не спасешь ни себя, ни их.
— Может, и не спасу, но хотя бы попытаюсь. И они будут знать, что в самый трудный момент я их не бросил. Ради Бога, проявите милосердие.
— Скажи мне, где скрываются Коллинз и его сторонники, и я тебя отпущу.
— Я не могу этого сделать.
— Тогда твоя семья пропала. Мне очень жаль.
От отчаяния и горя Шанти уронил голову на руки. Он был загнан в угол. Когда он поднял голову, его лицо было мокрым от слез, глаза — красными.
— Он в Заброшенном квартале…
— Шанти, рассказывай мне то, чего я не знаю, иначе я сам убью твоих дочерей!
— Позвольте мне закончить. Это долгий путь. Может, пару миль. Там, где кончается квартал, земля обрывается. На склоне этого обрыва, ближе к середине, есть проход. Он ведет в подземные туннели. Там они скрываются. Я не видел, куда они меня вели. Только знаю, что это очень глубоко — примерно на уровне третьего подземного этажа.
Великий епископ, казалось, был потрясен. И не оттого, что Джон Коллинз и его сподвижники прятались именно в туннелях. Шанти пришло в голову, что Великого епископа шокировало то обстоятельство, что в Эбирне были места, о которых он ничего не знал, территории, на которые не распространялась его власть.
— И сколько их там?
Шанти завершил свое предательство, ответив:
— Человек двадцать пять — тридцать, не больше. Среди них есть и женщины.
Великий епископ расхохотался.
— Тридцать? Джон Коллинз всерьез считает, что может взять под контроль Эбирн силами тридцати голодных пещерных жителей? Мне не терпится поскорее увидеть, как мои проповедники навсегда заткнут ему рот. — Он кивнул своим помощникам. — Берите лучшие силы и покончите с этим сейчас же. Коллинза доставьте ко мне живым.
— А с этим что делать? — осведомился один из них.
— Мы отпустим его к Магнусу. Теперь он не опасен. К тому времени, как Магнус выбьет из него эту информацию, с Коллинзом будет покончено. Мы покажем городу, что происходит с богохульниками. Думаю, пришло время вернуть «Велфэр» власть над Избранными и снова сделать их жертвы священными.
Проповедники ушли.
Великий епископ посмотрел в глаза Шанти.
— Если ты останешься в живых — независимо от того, спасешь ты свою семью или нет, — я все-таки выясню правду насчет тебя, Ричард Шанти. Чего бы мне это ни стоило. Уж тебе я не позволю сбежать в Заброшенный квартал и дожить там свой век. Я найду тебя, где бы ты ни был. — Он сделал паузу, отошел от окна и добавил: — А теперь поднимайся и иди! Приноси свою жертву. Но будь готов предстать передо мной, когда закончишь.
Не обремененный тяжкой ношей, Шанти побежал во всю прыть.
