— Так чем же вы занимались? — настаивает Мэгги.
— Просто дурачились, — смущенно отвечаю я.
Она продолжает настаивать, требуя, чтобы я уточнил. Ласкали друг друга руками? Да. Она делала тебе минет? Да, один раз. И как это было? И почему только один раз?
— Потому что у нас как-то это не получилось.
А я? Я ласкал ее языком?
— Мне было всего пятнадцать, и я еще ничего не знал об этом, — отвечаю я.
Ей это кажется по меньшей мере странным. Она обнимает меня и целует.
— Я люблю тебя, Джо Броз, — говорит она.
Эти слова переносят меня в какое-то другое измерение. Но Мэгги не успокаивается:
— Неужели ты ни разу даже не вошел в нее? Неужели даже не попытался?
— Нет, я же говорю — она была сестрой Джои и боялась забеременеть. К тому же Паскуале вышвырнул бы меня из дома, и что бы я тогда делал?
— Я тебе не верю, — говорит Мэгги.
— Она была честной католичкой и хотела сохранить девственность, — говорю я.
— Ах ты боже мой! — восклицает Мэгги. — Значит, ты это сделал сзади.
— Нет, — говорю я.
— Не ври мне, Джо Броз. Я люблю тебя, и не смей меня обманывать.
— Ладно, — признаюсь я. Только почему я чувствую такое смущение? Неужели лишь оттого, что никому раньше об этом не говорил?
Я люблю ее.
Я связываю с ней все свое будущее. Неужели маскарад действительно обернулся реальностью? А иллюзия — действительностью? Может быть, следующей ролью Магдалины Лазло станет Екатерина Великая, а я сыграю Потемкина?
[87]
Когда я наконец вылезаю из постели, то позволяю своей императрице одеть меня. Готовы ли мы забыть о Джоне Линкольне Бигле? Пока не знаю. Пока мы слишком поглощены друг другом, чтобы думать об этом.
И еще одна деталь. Когда мы в первый раз ложимся в постель, я протягиваю руку к ящику, где, как мне известно, хранятся презервативы. Мне уже все известно об этом доме. Она останавливает меня. Никто из нас ни слова не произносит о СПИДе или анализе на ВИЧ. При этом я абсолютно точно знаю, что она не предохраняется ни таблетками, ни другими механическими средствами. Поэтому наша связь может закончиться или чьим-нибудь рождением, или чьей-нибудь смертью.
— Ты любишь меня, Джо? — спрашивает она.
— Да, — отвечаю я.
— Тогда пусть кто-нибудь родится или кто-нибудь умрет.
Когда я наконец добираюсь до офиса, меня там ждет масса сообщений и целая гора почты, так что мне уже всерьез требуется помощь. Я не успеваю собрать ее с пола, как начинает звонить телефон. И этот мальчик, хотя ему уже двадцать пять или двадцать семь, говорит: «Привет, это Тедди Броуди. Мой приятель сказал мне, что вы ищите сотрудников. Судя по описанию, я вам подойду. Я закончил драматическую школу в Йеле и Лос-Анджелесский институт кинематографии. А в настоящее время провожу исследование по поручению Джона Линкольна Бигла».
— Да, Тедди, — отвечаю я, — я с удовольствием с вами встречусь.
Глава 38
Особенность предложения Этуотера заключалась в том, что в одно мгновение оно выглядело чрезвычайно убедительным и привлекательным, а уже в следующее казалось совершенно безумным. В нем содержалась двойственность гулящей девки, с которой невозможно жить, но которую тут же берешь, как только она оказывается рядом. Поэтому, расставшись с этой запиской, больше всего президент желал, чтобы она окончательно исчезла. А когда выяснилось, что она уцелела, он начал ждать, что презентация режиссерской идеи выльется в попытку нарядить шлюху на бал, когда чем больше стараешься, тем очевиднее становится, кем она является на самом деле.
Джеймс Эддисон Бейкер III занимает крайне негативную позицию. Хотя именно он и познакомил президента с этой запиской. Уже одно это должно было бы послужить предостережением для Буша. Бейкер обладал особым чутьем, чтобы не сказать даром, дистанцироваться от любых неприятностей. Поэтому Буш всегда недоумевал, почему «младший братик» Бейкер «всегда оказывается прав».
[88]
Бейкер играл роль не просто спутника президента на авиалайнере номер один. Президент ценил его мнение настолько высоко, что иногда ему казалось: любую проблему можно решить, просто поручив ее Бейкеру.
[89]
