— Мама рассказывала. А как же Джессика?
— Ей и без нас хорошо, — ответил Джозеф. Он хотел добавить: «Господи, да она же мертвая, она же теперь призрак. С ней-то уж точно ничего больше не случится. Это о нас, живых, надо беспокоиться».
— Она мне сегодня приснилась. Как будто мы с ней в сарае.
Ноги Джозефа приросли к земле.
— В сарае? В нашем сарае?
Тари молчала.
— Когда?
— Это просто мое отражение было. В старом зеркале. — Тари сморщила нос и покачала головой, делая вид, что это все ерунда. — Да не она это была. Фигня. Проехали.
— Когда ты ее видела?
— Не знаю. Вчера.
— Давай-ка помолчим. Болтать вредно, а пешком ходить полезно. Пошли быстрей. — Они скорым шагом двинулись вниз по дороге, слышно было, как шуршит гравий. В лесу постукивал дятел. Слева на дереве закаркали две вороны. Над головой пронеслась птица. По Тари и Джозефу скользнула тень, и на дорогу метрах в трех перед ними шлепнулась рыба. Джозеф задрал голову и увидел улетающую ворону.
«Что ж она не блестит?» — глядя на рыбу, подумал Джозеф. Он подошел ближе и увидел, что рыбья чешуя совершенно черная и вдобавок шевелится. Оказывается, рыбу облепили мушки. Они жужжали, ели, гадили и откладывали яйца.
Джозеф резко втянул в себя воздух. Прищурился, потом до боли зажмурился и снова посмотрел под ноги. Рыба оказалась серой, а вовсе не черной. Серые мушки, обезумев, лезли друг на друга. Джозеф таких в жизни не видел.
Тари тоже посмотрела на рыбу и перевела взгляд на отца. Джозеф как раз собирался спросить, видала ли она серых мух, но дочь опередила его:
— Пап, — спросила она. — А что чувствуют, когда умирают?
«Ни черта себе», — подумал Джозеф.
Эндрю Слейд сжал в потном кулаке комок хлеба. Мякиш в ладони — странное ощущение. И приятно, и тошно. Смутно вспомнилась няня. Мелькнула и пропала. Толстые пальцы Эндрю запахли свежей выпечкой. Оплывшие щеки лоснились на солнце, сальные волосы спадали на лоб. В глазах отражались морские блики и три белые точки — это чайки кружились над бухтой, требовательно крича. Эндрю разжал кулак и внимательно изучил мякиш. Хлеб покрылся причудливым узором — отпечатались линии ладони, Парень злобно ухмыльнулся и скатал неровный шарик размером с бейсбольный мяч. Крючок десятый номер был уже на леске. Эндрю наклонился его поднять. Тут же голова налилась свинцом, глаза полезли наружу. Черт! И эти джинсы малы. Из всей одежды вырос, какая была. Свистя при каждом вдохе, он неуклюжими пальцами нацепил хлеб на крючок — сидит вроде крепко, — выпрямился, поднял удочку и посильнее размахнулся. Хоть бы всякая нечисть, что на глубине плавает, наживку не схавала. Эндрю угрюмо поглядел на птиц.
— Давай налетай, — пробормотал он. — Вам че его — маслом намазать?
Услышав плеск, одна из чаек спикировала к воде, зачерпнула клювом крючок и взмыла обратно. Катушка спиннинга бешено завертелась.
Эндрю оскалился, вцепился в ручку катушки, и леска перестала разматываться. Удилище заходило ходуном. Чайка закружилась, словно машина на льду. Она отчаянно била крыльями, пытаясь выровняться, а когда поняла, что попалась — громко закричала. Изо всех сил птица рвалась в небо. Падать ей не хотелось.
— Ага, — процедил Эндрю. — Готова. — Он налег на ручку и стал подтягивать чайку к себе. Та сопротивлялась, но тщетно. Ниже, еще ниже. Знатный будет обед. Говорят, на вкус что-то вроде курятины, только жиру побольше, а мяса поменьше. Чайка с жареной картошкой. И подливка. А может не дожидаться обеда? Просто вцепиться зубами в живую теплую плоть, выплевывая белые перья. Эндрю вытер губы и повернулся вправо. Ему почудилось движение. Точно. По причалу шла какая-то фря, а рядом с ней взрослый. Незнакомые. Они что-то вынюхивали возле лодок. Судя по виду — городские. Пришлые. Турье поганое.
Эндрю взглянул на чайку — та летела боком и телепалась, как воздушный змей. Потом он снова обернулся к приезжим. Вытащил из кармана нож, перерезал леску и отпустил несчастную птицу. Положил удочку, отошел от воды и посмотрел на свои серые кроссовки. Под ногами валялось до хрена всяких камней. Закидать этих городских, прогнать их начисто, чтобы духу их тут не было! Им только дай — понаедут и все изгадят, все на свой лад перекроят. Ничего так не хотелось Эндрю, как закричать: «Пошли вон, турье вонючее!». И швырять, швырять в них булыжники.
Он нагнулся и поднял камень поядренее. Теплый. А главное — увесистый, вполне можно вломить как следует. Эндрю сжал кулак, и вдруг накатила волна ужаса. Малый заметил, что дыхалка у него не работает. Словно из легких откачали весь воздух. От страха пот хлынул ручьем. В голове звучали слова старшего брата: «Городские, что сюда прутся, все кругом поганят. Рыбу нашу жрут. Всю треску повыловили своими траулерами, а мы — сиди без работы. Из-за них вся жизнь — в дырку! Моя воля — всех бы передавил».
В легких свистело. Едкий пот заливал глаза, и Эндрю зажмурился. Провел рукой по лицу. В голове звенела черная пустота, она пугала еще больше, чем ночные кошмары. Эндрю рванул вдоль бухты, словно хотел убежать от этого жуткого ощущения. Он стиснул в руке камень. Твердые грани впились в ладонь. Хлеб зачерствел, что ли? Эндрю поднес руку к глазам и понял, что ничего не помнит. Как это так? Хлеб стал камнем? Парень совсем было растерялся, но тут он снова увидел девочку и мужчину. «Турье проклятое. Турье проклятое…»
Эндрю Слейд во весь дух помчался за чужаками. При таком весе бежать непросто, его мотало из стороны в сторону. Наконец он приблизился настолько, чтобы не промахнуться, и швырнул камень, словно гранату. Он хотел только напугать, попасть в мостки на пристани, но угодил девчонке в затылок и в полном обалдении кинулся к Слейдс-лейн. Легкие работать не хотели. Как набрать полную грудь воздуха — Эндрю не представлял. Что надо делать, чтобы дышать? Собственное тело показалось ему сломанной пластмассовой игрушкой. Он побежал еще быстрее, поскользнулся на повороте, упал и проехал плечом по асфальту. Кожу содрало как наждаком, в рану впились песок и мелкие острые камешки.
— Ой! — вскрикнула Тари и схватилась за голову.
— Ты чего? — Джозеф быстро повернулся и увидел, что лицо дочери перекосило от боли, девочка упала на одно колено. Он кинулся к ней, но споткнулся о кусок толстого каната. Удержать равновесие не удалось.
Схватиться за Тари — тоже. Ботинки поехали по скользкой пристани. Джозеф начал заваливаться назад, судорожно размахивая руками. Он еще успел увидеть растянувшегося на дороге подростка, заметил синий внедорожник, который вывернул из-за угла и с визгом затормозил в полуметре от парнишки. Пытаясь не упасть, Джозеф судорожно дрыгнул ногой, но из-за этого еще сильнее оттолкнулся от деревянных мостков пристани. Он рухнул плашмя в ледяную воду, больно ударившись о поверхность.
Дыхание сразу перехватило. Промежность свело от холода. Растопырив руки, он опускался все ниже, воздух рвался из легких. Наконец Джозеф понял, что больше не погружается, и открыл глаза. Светящиеся пузырьки мелькали вокруг. И тут на расстоянии вытянутой руки Джозеф увидел человека. Человек внимательно разглядывал его сквозь прозрачную зеленоватую воду. Белое сморщенное лицо ничего не выражало. Тяжелая куртка и толстый вязаный свитер висели мешком. Джозеф конвульсивно задергался, пытаясь выплыть. Неподалеку маячило еще одно тело. Женщина в белой ночной рубашке с широкой шелковой окантовкой пристально смотрела на Джозефа. Она не двигалась, только пряди волос медленно шевелились.
