— Двадцать процентов, — предложил он, сдерживая улыбку.
Алексис выпрямилась на стуле, будто проглотила аршин, стараясь показать, как она признательна.
— Вот это новость, Морти, это просто чудо. Ты не поверишь, как мне нужно было именно сегодня услышать что-то подобное.
— У тебя что-то случилось? — Он снова нацепил на уши очки. — Ты как, в порядке?
— Да, все нормально. — Она чуть покачала головой, отмахиваясь от воспоминаний, потом поправила салфетку на коленях. — Это просто здорово.
Она снова посмотрела на него, широко улыбнулась, подняла бокал и чокнулась с ним.
— За моего нового партнера, — нежно сказал Морти.
Алексис заметила, как изменилась его интонация, но решила не придавать этому большого значения. Она услышала замечательную новость о повышении и не хотела портить эффект рассуждениями о том, какие чувства испытывает к ней начальник и как они могли повлиять на его решение.
Пообедав и вскользь коснувшись вопросов по клиентам (неизбежных даже в выходной, подумала Алексис), они попрощались у выхода из ресторана. Морти поймал такси и предложил подбросить ее, но Алексис отказалась, желая побыстрее уйти, но так, чтобы это было незаметно. Ей хотелось побежать к ближайшей телефонной будке и позвонить матери, восстановить связь с тем, что было для нее важным, — со своей мамой.
— Спасибо тебе еще раз, Морти, — сказала она ему, когда он садился в такси.
— До завтра, — сказал он улыбаясь, не показывая грусти оттого, что ему не удалось провести остаток дня вместе с нею.
Он назвал таксисту адрес и смотрел, как Алексис захлопывает дверь, потом поднял руку прощальным жестом, и машина отъехала.
Заметив телефонную будку у парковки на другой стороне 50-й улицы, Алексис бросилась между проезжающими машинами и подождала, пока какой-то бизнесмен закончит говорить. Не посмотрев на него, когда тот выходил из будки, она вошла и закрыла дверь, вставила телефонную карту и набрала номер.
— Алло.
— Мама!
— Алексис, здравствуй.
— Угадай, какая у меня новость! — Ее всю распирало, из глаз текли слезы.
— Что такое, милая, что случилось?
— Меня сделали партнером в фирме.
— Милая, это же чудесно, чудесно. Я знала, что когда-нибудь это случится.
— И случилось, — сказала Алексис, но ее восторг слегка отступил при воспоминании о Дэрри и том, что он с ней сделал, она не могла выгнать из головы насильственных, незваных воспоминаний. Если бы мама узнала об этом случае, если бы такие инциденты показывали в новостях матери жертвы, что бы она подумала? Смогла бы она выдержать эту боль? Все плохое надо скрывать. Алексис отмахнулась от духа отрицания и попыталась вернуть себе восторг. Ей не хотелось, чтобы ее проницательная мама почувствовала неуверенность.
— Я хотела тебе позвонить. — Она вытерла глаза, все вокруг помутнело. — Правда, хотела.
— Ничего, милая. — Мать знала, о чем говорит Алексис. — Как-нибудь переживем.
— А как Либби? — спросила она, имея в виду подругу матери, которая жила вместе с ней.
— Прекрасно. Вчера ходили в кино. Иностранный фильм, режиссер какой-то испанец. О том, как в одной симпатичной семье была дочь-инвалид. Очень трогательно. Прекрасный фильм.
— Как называется?
Мать сказала ей название, но потом сразу же вернулась к новости об успехе дочери.
— Милая, я так тобой горжусь, — сказала она, и у нее перехватило горло.
Алексис знала, какие слова должны были идти дальше, слова, которые остались невысказанными: «Если бы только твой папа дожил до этого дня».
Небесный Конь сидел за кухонным столом в темноте, без света. Прошлое перестало быть прошлым. Оно стало настоящим. Раньше грифельная доска была чиста, теперь испачкана. Компромисс сросся с континуумом. Атрибуты времени, от которых не так легко убежать.
Но человек, которого он убил, не был человеком из его сна, человеком в серебристом костюме из мелькающих образов. Он задумался, кто бы это мог быть. Прошлой ночью ему снова снилась Алексис. Демоны ложных лиц связали ее и заткнули ей рот, их черты были искажены, как будто они двигались в тумане, входили в нее через рот и глаза, словно красный пар. А потом он спас ее от человека, которого отправил в полет, чтобы тот поцеловал землю.
Он сказал себе, что убитый им человек совершал насильственные действия против другого человека, против женщины, против Алексис, и потому заслуживал соответствующего конца и нашел его. Небесный Конь пытался найти логическое объяснение. За убийство ему никто не заплатил. Это был акт воздаяния. Он герой. Он горько улыбнулся при этой мысли, поднимая себя на смех.
Он встал из-за кухонного стола, обошел в темноте квартиру. Перед ним было угольно-черное пространство, но он знал, где что находится, он запомнил расположение вещей после первого шага в меблированной квартире, которую пришел посмотреть с агентом по недвижимости. Он заплатил первый взнос наличными, а потом открыл корпоративный счет под чужим именем и выписал чек на все полгода аренды. Из папки с фальшивыми документами он выудил имя Скайлер Дэниелс.
Комната была такой же, какой он ее оставил. Ничто не сдвинулось с места. Он ступал медленно, думая о падающем теле. Тела падали вокруг него в темноте, падали повсюду, так тихо, будто танцевали какой-то свой особый темный танец.
12
Торонто
— Куда мы едем? — спросила Дженни, чувствуя внезапное головокружение из-за скорости и двух бокалов белого вина, которые Стэн Ньюлэнд позволил ей выпить за ужином.
Он разрешил ей выпить только два бокала, и она подчинилась без возражений, стараясь его не разочаровать, вести себя как леди. Ньюлэнд обращал большое внимание на то, что ей можно и чего нельзя, и она восхищалась им за это, за его заботу, его терпение. Ему было совсем не все равно, как она сама к себе относится.
— В гости к другу. — Ньюлэнд, сидя за рулем, бросил взгляд на Дженни, сначала на ее лицо, потом опуская к вырезу ее красного платья, где маняще возвышалась ее с виду непорочная белая грудь.
— Мы уже давно едем.
— Да. Тебе нравится музыка?
— Странная она какая-то. Ненормальная. — Она хихикнула и вытерла губы. — Извини.
— Грегорианские песнопения. Это поют монахи.
— Жуть. — Она на секунду засмеялась, потом смотрела, как рука Ньюлэнда прибавила звук и мягко легла на ее бедро.
— Шелк, — прошептал он едва слышно, заглушаемый псалмами. — Как он похож на кожу.
Машина уверенно мчалась по шоссе 410, выехав за черту города больше получаса назад, по сторонам медленно разворачивался ландшафт, сначала показались поля, потом фермы. Дженни заметила один из больших дорожных знаков, успела прочитать название города Аякс, потом промелькнул дорожный знак с названием Уитби, после которого они съехали на шоссе 12 и направились по дороге, бежавшей, словно река, через тихие сельские пейзажи. Поодаль возвышались здоровенные сараи и кирпичные фермы, в их окнах горел свет, и Дженни вспомнилась сельская местность в Новой Шотландии. Из-за этого ей стало не по себе. Дом — она ненавидела его, ей захотелось, чтобы они развернулись и поехали обратно в успокоительную тесноту города, где всегда есть чем отвлечься и чем заняться.
