Потом, когда Кирилл сделался его постоянным клиентом, Валера помогал ему отфильтровать в массе старья свежие и полезные базы (по большей части на прилавок не выкладываемые), объяснял, шмыгая курносым носом, почему по банкам хорошей инфы тебе просто так не продадут (люди из ихних СБ постоянно шарятся, суки, могут серьезно наехать), — и тут же предлагал найти нужное по его каналам за штуку баксов, причем почти по любому банку, причем под его личные гарантии.
Поивший в моменты не полного своего безденежья Валеру «Флагманом» в предпочитаемых хомяком дешевых шалманах Кирилл наслушался про персонажей с погонялами Долбырь, Бамут и Ара-Зверь, оптом скупающих базы у ментов, налоговиков, таможенников, ФСБшников; про заявившегося к одному из Валериных коллег прямо на рынок свежеуволенного сисадмина ну очень крутого банка и невнятно предложившего, трясясь от недвусмысленной и жестокой абстяги, базы по всем вкладчикам и операциям — требовавшего за все пять тысяч уе, но ушедшего со ста пятьюдесятью; про ментовского полкана, срочно нуждавшегося в какой-то нереальной сумме на умиротворение ловцов «оборотней» и «выставившего на аукцион» уникальную коллекцию дисков, включая «Геев Москвы», прилежно сосчитанных, оказывается, МВД, а также «Московские интим-услуги», составленные из записей сутенеров, с подробным перечнем предпочтений элитной клиентуры: кто из прокурорских, скажем, по несовершеннолетним, а кто из девелоперских — по садо-мазо…
Как-то, приняв за чистую монету озвученное поддатым Кириллом намерение бросить свой коллектор, Валера свел его с длинным мосластым Вагитом. Тот светил «фонарем» на скуле и громадной золотистой ременной пряжкой с надписью Prada и активно юзал (судя по круглым глазкам со зрачком во всю радужку, непрерывному поерзыванию и речи, будто звучащей с пущенной слишком быстро пленки) шмыгу, СП или иной какой фен. Некоторое время назад Вагит, разжившись очереденой ментовской базой, нашел в ней полную информацию по «измайловскому маньяку», насиловавшему баб в ПКиО, и принялся обзванивать жертв, требуя по две штуки долларов за то, чтоб их имена и детали нападений не появились в Сети. До того его кормила база ГИБДД по угонам — обзванивались потерпевшие, которым в зависимости от крутизны тачки назначалась сумма выкупа за нее: до 20 зеленых тонн. Получив бабки, Вагит называл терпиле первое попавшееся место, где тот якобы найдет свою машину, и спешил свалить. А сейчас он сличал списки сотовых операторов с базой по прописке: дабы пробив состав семьи абонента, звонить ему с сообщением о якобы попавшем в ментовку родиче, которого срочно нужно отмазывать — тысяч за сто рублей (а иначе, скажем, — до семи лет за распространение: «Вы же понимаете, если подкинули, могут в чем угодно обвинить, вы же слышали наверняка, как это делается…»). Кириллу предлагалось работать приемщиком денег. Наверное, у него был вид лоха, готового зачалиться первым — «если что»…
Эта встреча навела Кирилла на невеселую мысль, что к чему-то подобному, похоже, и будут так или иначе сводиться все альтернативы совершенно его не прельщавшей, но вполне определенно описанной Пенязем профессиональной перспективе. Да и вполне памятны были собственные ощущения накануне второго звонка по чистым уже чудом сохранившемуся в телефоне Масиному номеру.
Ощущения были унылые. С РТР его к тому времени поперли, деньги кончились. Московские приятели либо не в состоянии были помочь, либо отсутствовали в городе, светило бесславное возвращение к матери в Рязань; Кирилл безнадежно перебирал в уме тех, к кому имело бы хоть какой-то смысл обращаться за подаянием, — и вдруг ясно увидел серовато-коричневые, в снеговых прожилках, почти отвесные горы в фотошопной синевы грузинском небе и нависающий надо всем громадным, чуть скошенным влево конусом Казбек.
— Под этим номером значится «Макларен Ф-1» — видал я его, зарегистрированный на ОАО АКБ «Финстройбанк», — Кирилл с телефоном у уха присел на жестяной трамплинчик детской горки. — Слышал о таком? Даже я раньше о нем что-то слышал.
— Леша Райзман, — пробормотал Кот.
— Ага, — механически согласился Кирилл и тут же припомнил, что это имя при нем тоже кем-то упоминалось, причем не так давно. — Что это вообще за контора?
— Вообще Леша — «прачка», обнальщик, в смысле, с двадцатилетним стажем. Ну, «Финстрой»-то типа большой и серьезный: он сливает бабло в «схему» — ну, ты в курсе: сливники-концевики…
Кирилл утвердительно промычал, хотя понял только самый общий смысл.
— …Райзман, говорят, — из тех, кто пару лет назад, когда ЦБ начал щемить «грязные» банки, ушел под крышу к силовикам. Те, правда, в итоге (по слухам, опять же) то ли оказались слишком жадными, то ли между собой не добазарились… В общем, поговаривают, что они его бизнес таки раздербанят…
Кирилл еще понимающе поугукал и отключился, чувствуя какую-то заторможенность (Чем я занимаюсь?! — всплыло в который уже раз. — Куда лезу?!), и некоторое время бессмысленно мусолил телефон. Поднял голову. В желтых окнах проскальзывали в тюлевой дымке силуэты, узорчато чернели цветы на подоконниках. Аккуратный ряд лестничных горизонтальных бойниц светился тускловато, в них видны были параллельные черточки перил и кружки электросчетчиков. Лампочка над подъездом освещала лохмотья бумажных объявлений, железное кольцо на месте оторванного мусорника.
«Финстройбанк» — вертелось у Кирилла в голове, — Райзман… Кто же мне, в самом деле, говорил недавно про этот банк и про этого Лешу?..
Глава 5
«…Говорили: „модный московский клуб премиум-класса“! — с невыносимым презрением делился за спиной капризный женский голос. — Приходим: какая-то забегаловка рабочая, диванчики дешевые „икеевские“, бассейн не работает, хостес хамит. Шоу — просто капустник какой-то совдеповский, колхозный дом культуры. И это они мне, ивэнт-менеджеру, показывают, представляешь вообще?! Олигархов своих они так же разводят? Я же профессионал, до них это доходит вообще, нет? Доходит вообще, что я принимаю решение, кого приглашать делать следующий ивэнт?!»
Что-то в негодующих взвизгах этой коровы, на которую Кирилл не оглядывался, умилительно роднило их с рявканьями мясного рулета при въезде на клубную стоянку: «Развернулся и поехал! Я че, непонятно говорю: развернулся и поехал сейчас! Ты долго будешь проезд блокировать? Те че, стекла разбить? Че: „стоянка пустая“? Это не для тебя стоянка, а для вип-посетителей!..»
Игнат, привезший сюда их с Юркой, разумеется, не был випом — да и посетителем, собственно говоря. Он сюда работать прибыл — снимать юбилей очередного дуб-менеджера. Кирилла и Юриса он протащил, нуждаясь хоть в каких-то человеческих лицах посреди корпоративного зверинца, суля моря халявной выпивки и бесплатное шоу уродов. Оно конечно, с кем только не поведешься, чтобы набраться, но вряд ли бы Кирилл соблазнился, если б не Хома. Закрытые клубные торжества тот любил ничуть не больше — но у него имелась специальная мазохистская метода подъема рейтинга собственного тухловатого ПМЖ: через сравнительное позиционирование.
Вообще патриотом своей Латвии он был тем еще. «Единственные, кому она известна и нужна в обожаемом ЕСе, — охотно признавался Юрка, — это британские гопники, секс-туристы. У них давно вошло в традицию, нажравшись до поросячьего визга, ссать на рижский памятник Свободы — национальную святыню, к которой ежегодно в День Латвийского легиона ваффен СС тянутся торжественные колонны заплесневелых потрясучих ССовцев и молодых розовощеких неонаци в народных костюмах. Про это заезжий пролетарьят, разумеется, не в курсе, но без отлива на Свободу отдых считается неполным. В Интернете они устраивают тотализатор, кто круче уделает местный Monument of Freedom (участвуют, несмотря на анатомические различия, представители обоих полов), а в путеводителях упоминают среди достоинств Латвии возможность помочиться на главный государственный символ всего за двадцать фунтов: таков административный штраф, кроме которого уринирующему (только если он представляет старшего НАТОвского брата, разумеется) ничего не грозит — даже „полицисты“ будут с ним заискивающе-предупредительны…» Впрочем, пораспинавшись в подобном духе, Юрка частенько задумчиво замолкал на некоторое время, а потом добавлял: «Хотя какой бы жалкой задницей мое местожительство не было — это все-таки задница Европы. О чем тут у вас вспоминаешь очень быстро. А уж что всех латышских неонацистов я смело отдам за одного подмосковного парантропа — это вообще не вопрос…»
