— Это точно он? — Знарок попытался стряхнуть оцепенение.
— Каширин Владимир Георгиевич. Тыща девятьсот шестьдесят девятого года рождения… — Доктор поднял на майора глаза. Покрасневшие, словно с недосыпа, глаза на совершенно безразличном лице.
Оцепенение не проходило.
— Мне нужны какие-нибудь его родственники, — сказал Знарок.
Москва
На этот раз вместе со знакомым Ксении капитаном Валяевым в кабинете сидел еще один мужик, представленный ей как следователь прокуратуры из Питера. Ксении приходилось сочинять сценарии с участием следователей прокуратуры — она обычно представляла себе в этой роли утомленных мужиков в годах и костюмах. Этот же был молодой, коренастый, совсем не интеллигентной наружности, надутый специфическим (по крайней мере, ей так мельком показалось) фальшивым достоинством бодигардов, секьюрити и им подобных. Впрочем, особого настроения заниматься изучением типажей у Ксении не было — неожиданный вызов на повторную беседу ее сам по себе нервировал, а направление вопросов и вовсе не понравилось. Хотя при виде этого питерского следака она сразу сообразила, что будут спрашивать про Виталика.
Правда, первым вопросом был тот же самый (и столь же неожиданный), что в свое время задал ей Знарок: про Руслана Никонова. «Нет», — открестилась она, в очередной раз гадая, в каких отношениях с этими ребятами находится муровский майор. Потом ребята действительно принялись интересоваться, знала ли Ксения Смирнова, когда познакомилась и когда видела в последний раз. Но стоило ей произнести имя Игоря, как разговор целиком срулил уже на него и сделался совсем странен.
— Когда и как вы познакомились с Гординым?
— В две тысячи э-э… втором. Как и где, я точно не помню — в какой-то компании… у кого-то из общих знакомых, кажется. Мы около года потом еще виделись мельком. Я тогда еще в Питере жила, а он в Москве…
— А потом?
— Потом… у нас начались отношения. Я переехала в Москву.
— А чем Гордин занимался до того, как вы познакомились, вы знаете?
— Критикой.
— А где жил?
— То есть?.. В Москве.
— Он вам говорил, что родился в Москве?
— Да… По-моему… — Она нахмурилась. — Во всяком случае, я была в этом уверена…
— А с родителями своими он вас не знакомил?
— Нет. Хотел, но все не выходило. Они же у него в Германии живут.
— Он так сказал?
— Да.
— Значит, он никогда вам не говорил, что родился в Риге?
— Нет… — Ксения растерялась. — А разве он там родился?
— Да. Он переехал в Россию в девяносто восьмом году. Женился на москвичке, получил гражданство и прописку. Потом развелся. И родители его живут в Латвии. Вы ничего обо всем этом не знаете?
Она откровенно хлопала глазами:
— Нет, я знала, что он был женат… Но про остальное — первый раз слышу.
31
Нижний Тагил
— …А он сам рассказывал. Проснулся типа с бодуна, никого уже нет, только Вовка один лежит. Он думал — спит. Пытается его будить — а Вовка, оказывается, не дышит. Вроде, врачи потом сказали, рано утром у него сердце остановилось… С давлением там чего-то, я не помню… Ему же давно еще запретили вообще алкоголь в рот брать.
— Кто, ты говоришь, рассказывал все это? — спросил Знарок.
— Ну, Игореха.
— А кто он?
— Вовкин друган.
— Ты его хорошо знал?
— Ну, видел много раз. Бухали вместе. Они с Вовкой оба квасили страшно.
— А чем он занимался, где жил?
— Он не местный, приезжий откуда-то. Не помню, откуда. И чем занимался — тоже, честно говоря, не помню…
— А где он сейчас?
— Не знаю. Я как-то с тех пор его больше и не видел ни разу. Уехал, наверное.
— А фамилию его не знаешь?
— Не… не помню.
— Игорь?
— Да.
— Не Гордин, случайно?
— Да, точно! Кажется, Гордин.
Москва, двумя днями раньше
— На самом деле никакой он не Руслан Никонов. — Юра подался вперед, опираясь предплечьями на стол, глядя на Валяева. — Он всем говорил, что так его зовут. Но никто из его знакомых в Питере не знает никого из знакомых с ним москвичей. Хотя приехал он к нам вроде бы отсюда. Понимаешь?.. Двое наших знали его хорошо — и обоих убили. А баба Смирнова, которая видела, как Гордин еще год назад приводил к Смирнову какого-то Ника, не видела того, кто сейчас жил в Питере под именем Никонова. Понимаешь? — повторил он. Валяев смотрел неподвижно: кажется, понимал, но недоверчиво ждал продолжения. — Дальше. Этот Никон, Никонов, который тут у вас участвовал в автоподставах, — он отвечал на звонки, изображал страхагента. Причем так изображал, что водилы ему верили. И его подельники что говорят? Что Никон образованный был, терминологией владел, и что косить у него хорошо получалось, актер хороший. А питерская шпана, приятели Ника, как один долдонят, что он алкаш убитый и с головой у него не в порядке. То есть это либо разные люди, назвавшиеся одним именем, — либо кто-то, тоже наверняка назвавшийся либо чужим, либо выдуманным именем, косил в Питере под дурака…
— Зачем?
— Не знаю. Но смотри: что есть у тебя? У тебя есть Гордин из Фонда, который пропал в конце года и которого знали многие: здесь, в Москве. И не знает никто из питерских, кто знает Никонова. И у тебя есть еще какой-то Лотарев, который получил нал в КБИ и которого вообще никто не знает. Причем Лотарев — гражданин Латвии, а Гордин — родился в Латвии…
— Знаешь, че еще с этим Гординым интересно, — хмыкнул Валяев как-то нехотя. — Он, оказывается, почти от всех своих знакомых всегда скрывал, что он не из Москвы.
Флэшбек
— …Ну да! — не согласилась она. — Для начала ты сюжет придумай. И желательно более-менее свежий и изящный…
Он фыркнул пренебрежительно, в своей манере:
— Сюжет — фигня! Сюжетов я тебе с ходу десять штук придумаю…
— Ну-ну…
— Не веришь? — провокационно осклабился он.
— С ходу? — ухмыльнулась она в ответ — еще более провокационно.
— Давай, — он опрокинулся спиной на кровать, заложив руки за голову, глядя на нее поверх носа, — ты говори завязку, а я тебе сочиню сюжет… — продолжая ехидно скалиться, он щурил попеременно то один, то другой глаз.
— Из реки вылавливают труп с признаками насильственной смерти, — злорадно произнесла она, приваливаясь задом к подоконнику.
