— Будьте любезны, мистер Усман, — сказала Кирнан, скрестив руки на груди.
Египтолог подошел к саням, простер руки над предметом, точно фокусник, который готовился достать кролика из цилиндра, и двумя пальцами попытался подцепить льняную обмотку, но тугие витки полотна не поддавались затянутым в перчатки пальцам Усмана. Несколько минут толстяк комично пыхтел, суетясь над коконом, и что-то бормотал себе под нос, пытаясь сладить с материей. Кирнан и Гиргис начали терять терпение, но тут египтолог наконец ухитрился поддеть один конец узкой льняной полосы и стал разворачивать ткань, виток за витком, как бинты мумии. Усман ухватил полотно обеими руками, и дело пошло быстрее: полосы льна струились на сани, с саней — на земляной пол, точно сброшенная кожа. Человек с камерой пошел вокруг куба, запечатлевая происходящее с разных ракурсов. Из-под лент показались защитные прокладки из грубого льна. Предмет, который поначалу выглядел довольно объемистым, будто таял на глазах по мере того, как снимали покровы: он делался все меньше, все ничтожнее, съеживался на глазах. Наконец последние складки льняного полотна упали на пол, являя взгляду неказистый темно-серый валун не больше метра в высоту, слегка конической формы, со скругленной верхушкой. Он больше напоминал столбик ограждения, чем классический обелиск. Явный пшик, как сказала бы Фрея, особенно после столь напряженного ожидания. Судя по кислым физиономиям, Гиргис и Кирнан разделяли подобное мнение.
— Похоже на собачью кучу, — буркнул кто-то из мафиози.
Воцарилось молчание. Все смотрели на камень. Кирнан хмурилась и качала головой, словно говоря: «И это все?» Затем снова зажглись галогенные светильники, и поднялась суета: люди в защитных скафандрах столпились вокруг камня, стали прикреплять к нему электроды, датчики и проводки каких-то непонятных аппаратов. В динамиках громче и чаще запикало, на дисплеях приборов и компьютерных экранах замелькали графики и диаграммы — шел поток свежей информации. Принтер отчаянно заверещал и начал изрыгать испещренные цифрами страницы. Поднялся гомон; ученые бурно обсуждали происходящее на жаргоне, которого Фрея даже близко не понимала. Внутри камеры раздалось пронзительное жужжание: к основанию камня приставили нечто вроде зубоврачебного мини-бура, провели им по поверхности, а образовавшийся порошок собрали в стерильные пакетики и через шлюзовую камеру передали наружу, для анализа.
— Боже всемогущий! — Флин, в ужасе глядя на все это, до боли стиснул Фрее руку. — Они сами не ведают, что творят!
Выглядел археолог словно заложник рядом с тикающей бомбой, но если Броди и ждал чего недоброго, его ожидания не оправдались. Люди в белых халатах продолжали скрести, суетиться, слушать и наблюдать как ни в чем не бывало. Усман поглаживал глыбу, словно утешая и успокаивая ее. Из камеры периодически доносилось его бормотание: «Инер-уэр инер-эн Ра инер-н седжет инер суэсер-эн херу-эн Сехмет. Инер-уэр инер-эн Ра инер-н седжет инер суэсер-эн херу-эн Сехмет».
Все это время Бен-бен не подавал признаков жизни, что в других обстоятельствах любой счел бы совершенно нормальным, — чего еще ждать от камня? Вопреки опасениям Флина валун не взрывался, не светился, не испускал смертельные лучи, оставаясь таким, как был, — невыразительным куском графитно-серой породы. Через двадцать минут египтолог Усман вышел из камеры во внутренний дворик на перекур. Еще через десять минут на свежий воздух отправились близнецы, второй подельник Гиргиса, а затем и сам Гиргис вместе с Флином и Фреей. Молли Кирнан не выдержала, вышла следом за ними и стала расхаживать взад-вперед у пруда, бормоча себе под нос и хмуря брови. То и дело она смыкала ладони, словно в молитве, и поднимала взгляд к небу. Флин и Фрея дважды пытались тайком выбраться за ворота и дважды попадались: близнецы неизбежно замечали беглецов.
— Даже не думайте, — процедила Кирнан. От ее веселости не осталось следа. — Слышали? Не рыпаться!
За неимением лучшего Флин и Фрея уселись в тени гигантского дерева. По наручным часам археолога пробило одиннадцать утра, как выяснилось еще на входе в оазис, время здесь двигалось по своим законам. Судя по положению солнца, день близился к вечеру. Флин сообщил об этом Фрее, и оба надолго умолкли. Жар постепенно спадал, минуты шли, генераторы продолжали гудеть, а больше ничего не происходило.
По истечении часа их позвали обратно. Кирнан и Гиргис оба посерели от напряжения.
— Ну? — рявкнула Кирнан без лишних предисловий.
— Это, несомненно, метеорит или часть метеорита, — гнусаво затянул Медоуз, приглашая всех пройти к передней стенке стеклянной камеры. — Наряду с иридием, осмием и тому подобными элементами обнаружены следы присутствия оливина и пироксена, что явно свидетельствует о примитивной хондритической…
— Хватит болтать. Лучше скажи, на что он способен.
Ученый замялся.
— Потребуется еще несколько тестов, — пробормотал он. — Точнее, много тестов, и мы тотчас приступим к ним, как только найдем лабораторию с более мощным спектроскопическим…
Кирнан бросила в него уничтожающий взгляд, и Медоуз запнулся.
— Это примитивный хондрит, — произнес он после неловкой паузы. — Метеорит, одним словом.
— Да, но что он может? Вопрос понятен? На что он способен? — Кирнан явно нелегко было держать себя в руках. — Что может метеорит? Что у него внутри? О чем говорит весь этот хлам? — Она махнула на расставленное вокруг оборудование.
Медоуз пожал плечами, теребя свой блокнот, но ничего не ответил.
— И это все? — Кирнан повысила голос. — Вы хотите сказать, что не знаете? Так или нет?
Ученый опять нервно пожал плечами, словно поежился.
— Нам известно, что это примитивный хондрит, — снова залепетал он. — Метеорит. Обломок космического тела.
Кирнан поджала губы, судорожно схватилась за крестик на шее и замерла. Воцарилось молчание. Молчали все, даже датчики и компьютеры Притихли, словно поддавшись общему чувству растерянности. Выдержав долгую паузу, ученые внутри камеры начали стаскивать антирадиационные шлемы и отрывать от камня электроды. Флина разобрал смех.
— Вот уж бесценный трофей! — Археолог давился от хохота. — Двадцать три года и черт знает сколько жизней положено ради никчемного куска породы. Операция века, нечего сказать!
Вся его тревога будто испарилась; сцена напоминала их встречу у самолета, только действующие лица поменялись местами. Теперь Флин упивался моментом, а Кирнан и Гиргис изо всех сил старались казаться невозмутимыми.
— А как же тексты? — бормотала Кирнан. — Ведь в них сказано… И эксперты говорили… — Она развернулась и ткнула пальцем в сторону Броди. — Ты! Ты сам говорил! Что камень существует, что египтяне его применяли… Ты так сказал! Ты заверил меня!
— Виноват, каюсь! — Флин развел руками. — Я был паршивым шпионом, а теперь оказалось, что и археолог из меня паршивый получился.
— Но ты же… Ты же говорил… Они все говорили… Сила, которая истребляла врагов Египта… Молот богов, самое страшное оружие в истории человечества! — Кирнан трясло от ярости: глаза выпучились, в углах рта показалась пена. — «Осторожнее! Это не игрушка, есть вещи нам неподвластные, новые элементы…» — это кто сказал? Ты! Мощь… Ты говорил, в нем есть мощь!
