— Разумеется, не нарочно. Вышло как бы… — Он замялся, подыскивая слова, в растерянности нажал на кнопку окна, опустил стекло. В салон ворвался ветер. — Это случилось три года назад, — продолжил Флин. — Мы вместе работали в абидосской экспедиции — он вел повторные раскопки вокруг усыпальницы Хасехемуи. В общем, не стану тратить время на бесполезные подробности, но к середине сезона Хассана попросили заняться консервацией помещений в храме Сети Первого — главном историческом памятнике Абидоса. Высшему совету понадобился отчет о состоянии внутренних святилищ. У Хассана был большой опыт в подобных Делах…
Броди сбавил скорость — фары джипа высветили двух линяющих верблюдов, которые неспешно пересекали Шоссе. Заслышав резкий гудок, верблюды испуганно развернулись и галопом умчались в пустыню.
— Если вкратце, — продолжил Флин, когда верблюды остались позади, — Хассан поехал в храм Сети, а я принял руководство над работами в гробнице Хасехемуи. Почти сразу мне бросилось в глаза, что из фонда находок — хранилища, куда отправляли все найденное при раскопках, — пропадали образцы. Я уведомил участкового инспектора, он приставил охрану к хранилищу, и на четвертую ночь мы застукали человека, который прикарманивал древности.
Фрея в упор взглянула на Броди.
— Неужели Фадави? — спросила она.
Флин кивнул. В призрачно-зеленом свете приборной доски на лице археолога отразилась смесь сожаления, грусти, разочарования и усталости.
— Он заявил, что брал их для изучения и собирался вернуть. Но при обыске у него нашли целый склад древностей… Выяснилось, что Фадави годами крал со всех участков, на которых вел раскопки. Сотни, тысячи образцов — он даже кое-что из гробницы Тутанхамона ухитрился стянуть, когда работал в Каирском музее.
Флин сокрушенно поник головой и схватился за руль — мимо прогромыхал очередной грузовик, ослепив его дальним светом фар. Справа в темноте обозначилось нечто вроде армейского лагеря: освещенные бараки за колючей проволокой, а у ворот — ряд танков в пустынном камуфляже, грозно развернувших дула в сторону дороги.
— Египетские власти очень сурово относятся к краже древностей, — продолжил Флин. — Ни статус, ни репутация не спасли Фадави от суда. Мне пришлось дать показания; Хассана приговорили к шести годам тюрьмы и запретили впредь вести раскопки — ему, человеку, который жил и дышал археологией! — Броди тряхнул головой, откинул волосы со лба и потер шею. — Все бы не так мерзко, если б Фадави не убедил себя, будто я это подстроил. Нарочно его сдал, чтобы прибрать к рукам экспедицию в Абидосе. Я навешал его в тюрьме, хотел все объяснить, но он начал бесноваться, кричать, и охрана меня выпроводила. С тех пор я его не видел и не слышал. Мне только недавно сказали, что его выпустили. По слухам, он в глубокой депрессии.
Флин снизил скорость — впереди замаячил полицейский кордон: несколько бочек из-под мазута с обеих сторон дороги и две одноэтажных будки, у которых археологу пришлось притормозить, дожидаясь, пока проверят машину впереди. Опустив стекло, Броди что-то сказал патрульному по-арабски и ткнул в посольское удостоверение на ветровом стекле. После короткой беседы джип пропустили, но полицейский записал номер машины в блокнот.
— Думаешь, Фадави нам поможет? — спросила Фрея, когда кордон остался позади. — После случившегося? Ты всерьез на это рассчитываешь?
— Честно?
— Честно.
— Нет. Я же ему жизнь сломал… С какой стати он пойдет мне навстречу?
— Тогда зачем мы туда едем?
— А затем. Хассан Фадави признался моему коллеге, что знает кое-что об оазисе, а если вспомнить о пятидесяти килограммах обогащенного урана, стоит, наверное, прислушаться даже к самым ненадежным источникам.
Броди значительно посмотрел на спутницу и снова переключил внимание на дорогу, обгоняя автомобиль, который раньше их проехал контрольно-пропускной пост. Фрея прибавила громкость на магнитоле. Из динамиков снова полился тягучий, хриплый голос Дилана, который очень кстати пел что-то о Египте и насилии. Часы на приборной доске показывали половину десятого — джип выехал из Каира час назад. За окном простирался пустынный ночной пейзаж, серебристо-черный и однообразный. Вдалеке, у самого горизонта, мерцал крошечный оранжевый огонек — точно светляк съежился у подножия неба. «Должно быть, какая-то нефтяная вышка или завод», — предположила Фрея.
— А первая ошибка?
— Что?
— Ты упомянул две катастрофические ошибки. Так какая была первая?
Флин выжал педаль до отказа, и стрелка спидометра качнулась за сто сорок километров в час.
— Пятнадцать минут — и мы там, — сказал он.
Каир
Молли Кирнан как громом поразило известие о том, что стена молчания вокруг «Пожара в пустыне», которую они строили двадцать три года, оказалась пробита, несмотря на то что Молли и ее коллеги выверяли каждый шаг, действовали со всеми предосторожностями, чтобы ничто не просочилось за рамки этой стены. И вот вам пожалуйста, Энглтон!
Как только оторопь прошла (причем довольно скоро), Кирнан принялась за дело с присущей ей собранностью и напором. «Мраморная Молли, — в шутку называл ее Чарли. — Тверда и красива, как статуя».
Она сделала несколько нужных звонков в Штаты — ее мобильный был лишь одним из многих каналов связи — и предупредила всех, кого знала, о происходящем, назвала имя Энглтона, попросила разобраться. Хотя все ее мысли и молитвы были обращены к Флину и Фрее, по дороге домой, в Маади, она сосредоточилась на Энглтоне. Кто он? Почему влез в их дела? Что ему нужно? Она поднесла к глазам визитку, которую дал ей Флин, вынула из сумочки карманную Библию, которую всегда носила с собой — подарок любимого мужа на тридцать первый день рождения, — и раскрыла ее на Псалме 64.
— «Сохрани жизнь мою от страха врага… — Свет уличных фонарей полосами лег на бумагу. — Укрой меня от замыслов коварных и от мятежа злодеев, которые изострили язык свой, как меч.» — Она повторила абзац, пролистала страницы до Книги Наума: — «Господь есть ревнитель и мститель; мститель Господь и страшен в гневе: мстит Господь врагам Своим и не пощадит противников Своих». — Молли удовлетворенно кивнула, закрыла Библию и с улыбкой прижала к груди. — И это правильно, — прошептала она.
Дорога на Александрию
По обе стороны от 11-й автострады — главной магистрали, соединяющей Каир и Александрию, расстилается пустынный ландшафт: бескрайнее море песка и гравия, которое шоссе пересекает, как строчка, вышитая на гигантском холсте. Впрочем, изредка попадались зеленые заплатки — то поле для гольфа, то финиковая роща, то прекрасный сад. Они на миг прорывались сквозь небытие, прежде чем исчезнуть под неудержимым натиском пустыни.
Флин и Фрея поравнялись с одним таким островком зелени — большой банановой плантацией, — и Броди замедлил ход, свернув на пыльную грунтовую дорогу, которая шла перпендикулярно основной трассе. Вокруг «чероки» смыкались, словно кулисы, стены поникшей листвы, среди которой мелькали кисти созревающих плодов, похожие на люстры.
