– Вот почему им так нужны были деньги и приходилось брать подработку, – сообразила я.
– Ну да, – кивнул Олег. – Потом им стало ясно, что ни таблетки, ни уколы сыну не помогут, медицина не способна вылечить его, а может лишь облегчить состояние. И они перестали покупать медикаменты, надеясь на чудо, ограничились простыми средствами, вот и отпала необходимость бегать на четыре работы. Жаль, но гипертрихоз не очень-то изучен.
– Что? – не поняла я.
Олег вздохнул.
– Гипертрихоз, чрезмерное оволосение. Помнишь, в советских школьных учебниках было две картинки, которые здорово забавляли всех детей: хвостатый мальчик и…
– Волосатый человек Евтихиев, – перебила я. – Впрочем, фамилию я могу перепутать.
Куприн кивнул.
– В особо сложных случаях несчастный весь покрывается волосами – лицо, руки, включая кисти и ладони, ступни ног. Растительность практически невозможно удалить, у больного очень быстро снова отрастают густые, похожие на шерсть волосы. Напасть лечат, в частности, гормонами. Несчастные люди, как правило, прячутся от всех, боятся показываться на глаза посторонним, и у них большие психологические проблемы. У Павла положение усугублялось еще болезнью крови, в ней почти не вырабатывались красные тельца. Несчастный страдает головокружениями, а от сильного волнения падает в обморок, иногда ему делается плохо у телевизора, если там демонстрируют нечто раздражающее больного. Но хорошо подобранные медикаменты справляются с проблемой. Представляешь, какое количество лекарств человек принимал с детства? И, естественно, все это не могло не отразиться на его характере и психическом состоянии. Паша умен, образован, прекрасно владеет английским, но у него навязчивый страх остаться одному, который усилился после смерти родителей. А еще у него постоянно кровоточат десны, поэтому ты решила, что оборотень кого-то искусал. Кстати, насчет «искусал». Чтобы избавить сына хоть от небольшого количества таблеток, Евгения Львовна давала ему живую кровь, покупала ее на бойнях. Еще людям с плохой выработкой красных телец полезно есть сырую печень. Учитывая букет болезней Павла, он давно должен был умереть, но он выжил, сначала благодаря трепетной заботе родителей, а потом Иосифа.
– Вот почему Варламов никуда надолго не уезжал, два-три дня – и мчался домой: боялся оставить Павла одного, – пробормотала я. – И понятно, по какой причине он не уехал из деревни, – там Павел мог по ночам гулять во дворе, не опасаясь чужих глаз.
– Старшие Варламовы были прекрасными людьми. Они любили книги, собрали обширную библиотеку. Отец научил сына английскому, тот стал прекрасным переводчиком, но работал дома. А потом Иосиф пристроил его в «Элефант», но заказы забирал и отдавал сам.
– Так вот кто был «клиентом» массажиста, чьи переводы так понравились Тамаре Роговой, завотделом научной литературы, – сообразила я. – Она очень хвалила его, сказала: «Автор – инвалид-спинальник, не выходит из дома. Йося его как агент представляет, у него есть нотариальная доверенность на подписание договоров». И ведь она мне даже назвала имя замечательного переводчика, но я его тут же забыла. Никто не запоминает столь незначительную информацию.
Олег пошел к стоящему на подоконнике чайнику.
– Евгения Львовна пожалела Бориса Расторгуева и уговорила мужа усыновить его, но, думаю, она хотела найти приятеля для сына. Иосиф не испугался Павлика, мальчики подружились. Евгения Львовна очень много сил положила на то, чтобы мальчики ощутили родство и начали считать себя братьями. Иосиф рассказал мне о завещании рождественской утки.
– О чем? – не поняла я.
Олег вздохнул:
– Интересная история, характеризующая Евгению Львовну. В семье Варламовых имелась традиция: первого января дети бежали к елке за подарками. Но сначала малышам следовало подойти к комоду, на котором только в новогоднюю ночь выставлялась смешная фигурка утки в красном вязаном колпачке. Под ней лежала записка. Иосиф не смог объяснить мне, почему бумага называлась «Завещание», утка детям ничего не оставляла, но она завещала им всегда любить друг друга. Не драться, не ругаться, не ссориться из-за игрушек и сладостей. Около статуэтки следовало поклясться, что брат для тебя самый лучший человек на свете, и лишь потом можно было распаковывать подарки. Мальчики росли, а утка по-прежнему оставляла завещание, дети стали взрослыми, но праздничная традиция не нарушалась. Просто вместо слов «не драться из-за игрушек» там появились иные фразы: «всегда поддерживать друг друга», «делить поровну беду и радость». Когда Евгения Львовна умерла, Павел обнаружил в документах матери все эти завещания, аккуратно сложенные в папку. Мужчина перечитал листы и вдруг сообразил: мама велела ему любить брата, защищать его от обидчиков, а кто нанес Иосифу самую большую душевную рану? Вероника!!!
– Думаю, составляя каждый год завещание рождественской утки, Евгения Львовна не хотела, чтобы Павел стал убийцей, – тихо сказала я.
– Совершенно с тобой согласен, – неожиданно произнес Куприн. – Думаю, найденные записки стали поводом. Причина в ином. Мальчики стали считать себя братьями. Они и сейчас живут вместе, Иосиф заботится о Павле. А у того после смерти родителей возник комплекс: что, если Иосиф его бросит? Массажист рассказал ему о сестре, о своем желании найти ее, наладить с ней контакт, жаловался, что никак не может обнаружить Нику. И вдруг сообщил, что скоро нападет на ее след, мол, уже нашел подружек сестры Светлану Крюкову и Нелли Щапову. Но ни та ни другая не помогли Иосифу, поскольку не знали ни ее адреса, ни телефона. Варламов, на беду, сказал о своей неудаче Павлу, а тот… тот решил наказать женщин.
– За что? – поразилась я.
Олег потер затылок.
– У Иосифа нет тайн от Павла, он ему рассказал все, что узнал о своем младенчестве от приемной матери. С одной стороны, Паша опасался, что Иосиф, познакомившись с Никой, забудет о нем, переселится к сестре. С другой… Он ведь обожает названного брата. У больного мужчины обостренное восприятие всех событий, психика у него не совсем нормальная. Представляешь, какая буря поднялась в нездоровой душе, когда родной сын Варламовых узнал про попытку утопить младенца? Его брат мог умереть! Переводчик люто возненавидел Веронику. Не желал ничего слушать, когда Иосиф говорил: «Девочка не виновата, она была маленькой». Кричал в ответ: «Из-за нее у тебя эпилепсия, из-за нее ты скитался в детстве по приютам, из-за нее не получил высшее образование и теперь мнешь чужие грязные спины!» Иосиф Петрович объяснял, что любит свою профессию и совершенно не чувствует себя несчастным. Но Павел решил отомстить Веронике. Как он мне сказал сегодня ночью: «До седьмого колена ее проклял». Правда, потом признался: настоящей причиной всех преступлений был страх. Переводчик больше всего на свете боялся, что Иосиф простит Нику, переедет жить к ней, перестанет ухаживать за ним, бросит его. И он подумал: вдруг Щапова и Крюкова вспомнят, где живет Вероника? Или она сама решит им позвонить, а женщины расскажут, что ее ищет Йося, дадут Нике телефон, который массажист им оставил…
– Павел действительно болен психически, – пробормотала я. – Но подожди, разве он выходит на улицу?
