– Ты видела его? И много раз?
– Да не, лишь издалека, раза три, не больше.
Ну и как она поняла, что он клевый? Обалдеть можно.
– А что произошло? – Я не боялась, что мое любопытство поднимется до уровня бестактности, все-таки они сами слишком пристально меня разглядывали, чтобы сейчас одна из них могла меня в чем-то обвинить.
– Ой-ой! Посмотри на них! Ха-ха! – снова закатилась Маша, я поборола в себе желание повернуться к окну и с силой ее дернула. – Ау! Ты что? – Мария попыталась вырваться, но у нее не получилось: хватка у меня была бульдожья.
– Ты не ответила на поставленный перед тобой вопрос.
– Какой вопрос? – Теперь девушка выглядела испуганной.
– Что случилось с мужчиной, с которым встречалась Диана, знаешь?
– Ну да. Застрелили его.
– Кто?
– Не знаю. – Она передернула плечиками. – Слышала, что из-за бабок великих.
– Что еще знаешь?
– Да ничего. Похоронили позавчера на здешнем кладбище. Как его в землю закопали, так Динка словно бы очистилась. С похорон пришла другим человеком, а то будто под приворотом ходила, и дня без него не могла.
– Как звали его?
– Ой, да не помню. А зачем он тебе?
– Так просто. – Я задумалась на пару мгновений. – Слушай, а ты никогда не была в старой части поселка?
– Где? – не поняла в первую секунду Мария. – Там?! Нет, конечно, что мне там делать? Это же дыра. Ой, посмотри на Кирку! Он пытается подражать Траволте в «Криминальном чтиве»! Глянь на него! Обхохочешься!
Когда идея безумных танцев исчерпала себя, мы снова вернулись к кексам (конфеты, к несчастью, закончились). Я с горем пополам доела тот, что не осилила в первый раз, не забывая мимикой показывать, что мне это безумно не по вкусу, Кирилл же мимикой, наоборот, пытался дать понять, что все о’кей, дабы не обидеть хозяйку, а девицы запивали каждый откусанный кусок таким количеством шампанского, что, казалось, они и червяков за милу душу бы схомячили, не заметив их вкуса. Разумеется, такими темпами бутылка иссякла быстро, но Динка знала, где в доме хранятся запасы, и, пользуясь отсутствием родителей и простофильством бабушки, под торжественные аплодисменты внесла в комнату бутыль портвейна, явно бравируя своими поисковыми способностями. Эх, она так и наводчикам, ничтоже сумняшеся, выдаст все денежные тайники, слава богу, что мы трое не из этих, то есть, не знаю, как остальные, я-то точно. Вдруг промелькнула мысль обворовать Дининых родителей, чтобы выплатить долг своему наказанию – Валере, но она исчезла так же быстро, как и появилась.
Когда жидкость в бутылке уменьшилась на треть, светлую Дианину голову посетила зажигательная идея:
– Ой, а давайте играть в карты!
– Ну, не знаю, – нахмурилась я. – Если я вдруг проиграю, то эти карты полетят в окошко, а ваши головы соприкоснутся с моими кулаками, предупреждаю сразу.
– Не любишь проигрывать? – просекла хозяйка.
– А кто любит? – справедливо заметила я, пожимая плечами.
– Давай! Давай! – запрыгала Маша, которая, кажется, превысила сегодня норму выпитого, а может, просто хотела, чтобы совершилось знакомство ее головы с моим кулаком, наверняка не скажу, но вроде мазохизм не столь редкая вещь. – Доставай карты! Ну же!
– Сейчас-сейчас!
Диана подскочила к высокому стеллажу возле двери, на котором теснились книги, диски, шкатулки и всякие коробочки, и, очевидно в поисках заветных игральных карт, принялась кидать все что ни попадя на пол, приговаривая:
– Да где же, где…
Мы столпились у нее за спиной. Одна из книг, упавших на пол, почему-то привлекла мое внимание. Наклонившись, я подобрала ее. Это была очень старая книга, в жестком темно-зеленом переплете, местами выцветшем, на обложке не было ни названия, ни автора, только один-единственный магический символ, выполненный золотистой нитью. То есть я даже не знаю, магический ли, но во всяком случае от него несло каким-то зловещим таинством. Я бы описала его как круг, в который тонкой линией была вписана перевернутая пентаграмма, в центре окружности, уже жирной линией, поверх пентаграммы был нанесен знак бесконечности – «лежащая восьмерка». Также там присутствовали перевернутые кресты – два сверху от двойной петли, два снизу, – перекрывающие в нескольких местах пентаграмму. Раскрыв книгу, где была закладка, я наткнулась на текст, написанный очень давно, скорее всего, от руки, красивыми литерами с претензией стиля письма на готический, но успела прочесть только: «…память полностью восстановится через 40 дней…» – как Диана выхватила у меня книгу из рук, отчего-то вдруг взбесившись:
– Зачем ты это берешь?! Это нельзя трогать!
Но мне было уже не до нее. Как гром среди ясного неба до меня начал доходить смысл происходящего. Несколько отрывков сложились в один сюжет, и этот сюжет вышел таким ужасающим, что я начала задыхаться, как рыба, выброшенная на берег, и, не отдавая себе отчета в своих действиях, сдавила ладонями горло и выбежала вон из комнаты.
Глава 9
Кирилл меня догнал уже на улице.
– Все в порядке, Катя?
– Да, если так можно сказать… – пробормотала я, глядя под ноги и скорым шагом топая к дому.
– Извини, это я виноват… Зачем я привел тебя… Я ведь знал, что они дуры! Где ты и где они! Конечно, такое общение не могло доставить тебе удовольствия…
Я замерла на месте, повернулась к Кириллу и взяла в ладони его расстроенное лицо.
– Зато мне доставило удовольствие общение с тобой, – сказала я нежно, желая его успокоить. – Брось, ты ни в чем не виноват. Дело в другом.
– А в чем же? – заинтересовался веснушчатый друг, но я уже шла вперед твердым размашистым шагом, думая о своем, и ничего не ответила.
Мы наспех попрощались возле калитки, и я пошла к дому, а Кира остался стоять на улице, неодобрительно поглядывая на окна.
Переобувшись, я отправилась в зал и хотела уже подняться на второй этаж, но резко передумала и завернула в комнату отца. Конечно, разумнее было бы угомониться, обдумать хорошенько ситуацию и план построения разговора, но ноги сами принесли меня к Мертвицину. Он не сидел. И не лежал. Он стоял возле окна и тупо оглядывал запущенный огород с задней стороны дома. Слава богу, здесь было лишь одно окно, и они с Кириллом, как мне думалось, все еще стоявшим у калитки, не могли друг друга видеть.
– Валера.
– Да? – Он повернулся ко мне. Его лицо и туловище оказались против света. Я плохо его видела. Он же видел меня превосходно.
Зато я хорошо различала пастельно-зеленые стены, кровать со скомканным покрывалом (то ли Валерий им накрывался, то ли застилал постель, но на полпути бросил), тумбу и кресло, куда было свалено отцовское барахло, все вперемешку.
