– Что?
Не дожидаясь приглашения, я плюхнулась рядом с ним. Фиг знает почему, но меня тянуло к этому субъекту со страшной силой, это длилось так давно, что я уже перестала бороться. Хорошо, что теперь я имела полное право это сделать, так как мы были парой. Невероятной, мистической, но парой.
– Она покончила с собой. Повесилась. Представляешь, я видела, как она висела на люстре в своей собственной комнате.
– Соболезную… – с намеком на сочувствие ответил Валера и встал, но вроде бы никуда уходить не собирался.
– В чем дело? Ты на что-то сердишься?
– Не знаю. А ты восемь часов смотрела, как она болтается?
– Боже… – Я тоже поднялась и обняла его. – Ты что, ревнуешь? Да, я была в гостях у Кирилла. Ты же знаешь, я хочу нас спасти!
– Ты не в беде, тебя спасать не нужно. А я не желаю быть обузой. Выходит, спасать вовсе никого не нужно.
С этими словами он вывернулся из моих рук и вышел из комнаты. Нет, они что, совсем больные, эти мужики? Или это я больная?
Я немного походила взад-вперед, успокоилась и вышла в коридор, встала у открытой двери на кухню.
– Суп прокис, – удрученно заявил Мертвицин, не оборачиваясь. – Придется вылить.
– Валера, дай мне чуточку времени. Я спасу нас, поверь. Я знаю, что нужно делать.
– Зато я не знаю, что делать. – Он прошел мимо меня с кастрюлей, вылил в унитаз остатки загнувшегося супа, а вернувшись, сказал: – Я подожду еще сутки. Если решение не появится, тогда я просто уйду и не буду мешать тебе жить. У меня нет ни прошлого, ни будущего, а у тебя – и то и другое. Какая из нас пара?
– Настоящая, – горько усмехнулась я. – У тебя есть настоящее, и у меня оно есть. А значит, мы – настоящая пара.
Он посмотрел на меня внимательно, а затем… Затем произошло такое, что я растаяла, словно мороженое на испепеляющем солнце. Валерий впервые улыбнулся, открытой, ласковой, беззаботной улыбкой. Он вернулся! Мой Валерочка вернулся, и это была победа. И мы не могли ее не отпраздновать.
– Ты выяснила, сколько ему лет? – лениво спросил он, обнимая мои плечи.
Я прижалась к нему сильнее, устроившись на груди, где все еще был виден аккуратный кружок с окаймляющей его темно-бордовой бороздой, которая почему-то никак не желала смываться, и ответила с тяжким вздохом:
– Девятнадцать. – Почему-то даже вопроса не возникло, кого он имеет в виду.
Я закуталась поплотнее в одеяло, потому что тело Мертвицина было по-прежнему холодным, и я начала замерзать.
– Ого. И не стыдно тебе маленьких совращать?
– Я никого не совращаю. Мы просто друзья.
– А он знает об этом?
Пришлось признаться:
– Нет. Он полагает, что я вот-вот стану его женой. Стихи мне посвящает…
– Ясненько. А про меня он знает?
Я сморщилась:
– Ну что ты пристал? Я представила тебя сперва как старшего брата, затем нарекла компаньоном отца.
– Мило, – хмыкнул он.
Мы замолчали. Я водила пальцем по его ране и думала о том, что, по-моему, слишком уж равнодушен остался Валерий к смерти своей бывшей девушки.
– О чем задумалась, красавица?
– Я вот думаю… Когда я рассказала тебе о смерти Дианы, ты как-то непонятно среагировал. То есть… тебе ее совсем не жалко? Тебя не мучает ее смерть?
– Почему она меня должна мучить? – слегка удивился он. – Я ее не знаю.
– Ты ее знаешь, – возразила я. – Ты просто пока не помнишь.
– Пока… Мне нравится твой оптимизм.
– Мне тоже, я им даже горжусь, – хмыкнула я. – Нет, правда, ты же знаешь, что встречался с ней, и понимаешь, что она это сделала из-за утраты. Это тебя ни чуточки не трогает? – спросила я то ли с надеждой, то ли с жалостью. Мол, пожалей меня, скажи, что тебя трогает, подтверди, что ты живой и у тебя остались чувства.
– Трогает? Насколько я понял из твоего повествования о своем расследовании, это ей я обязан тем, что теперь ни жив ни мертв? Это она в силу своего эгоизма решила вырвать меня с небес и ввергнуть в ад на земле? Что ж, нет, не трогает. Единственное, о чем я, может быть, жалею, так это о том, что теперь не смогу пролить свет на происходящее со мной. Ее надо было схватить и пытать, пока она не рассказала бы конкретно, что и как она делала. Возможно, тогда мы могли бы обратиться к твоей гадалке, чтобы она, зная суть дела, попыталась все вернуть. Это был бы наш единственный шанс.
Изречение прозвучало очень грустно, и я вовсе не хотела с этим мириться:
– Ты не прав. Есть еще один вариант. Но я поведаю тебе об этом завтра, идет?
– Скрытная! – делано разозлился Валера и сделал вид, что хочет вынуть из-под головы подушку, чтобы ею меня ударить.
Я хихикнула, но мыслями все еще была там, у тела мертвой Дианы. Валерий прав, очень любопытно было бы с ней пообщаться. Почему, почему она сделала это именно сейчас? Именно в этот день?
– Может, она чокнулась?
– Кто? – не понял Мертвицин. – Ты опять за свое? Оставь ее душу в покое. Хотя это взаправду похоже на сумасшествие: ожидая, что ее нареченный, воскрешенный такими стараниями, вот-вот к ней явится с распростертыми объятиями, наложить на себя руки. Слушай, а ты ее не выдумала, а? Эту мнимую девушку?
– Я?! Я никогда не вру! – возмутилась я и отвесила ему щелбан. – На кой хрен мне ее выдумывать?
– Ну, допустим, ты по каким-то причинам не желаешь признаваться, что ты и есть моя девушка, которая оживила своего любимого. А после моего гневливого трепа по поводу слабоумия желающих жить вечно и тех, кто им в этом помогает, решила истину утаить. Что скажешь?
– Слишком много вы о себе думаете, Валерий. Был бы ты обыкновенным и встретились бы мы в обыкновенных условиях, я бы никогда не обратила на тебя внимания.
– Вот! Я с первого взгляда различил в тебе высокомерную выскочку.
Я подарила ему еще два полновесных щелбана и поднялась с намерением отбыть в свою комнату.
– Эй, ты куда? Вернись, я пошутил.
– Мне надо сосредоточиться. – Я натянула майку и джинсовую мини-юбку. – Не ищи меня завтра, у меня миссия.
– Снова?
– Не снова, а опять, – улыбнулась я и вышла.
Поднявшись к себе, села на кровать и положила на колени листок бумаги. Когда идет наплыв информации, а ее нужно отследить и разбить по категориям, либо когда информация рассредоточена, а ее необходимо собрать воедино, то ничего нет лучше составления обыкновенной таблицы, разбитой на графы. Все мы учились обращаться с ними в школе, но почему-то по прошествии лет совершенно выбросили этот полезный навык из головы, как мусор.
Итак, с одной стороны, у нас дед, оставивший после смерти драгоценности, и завзятый мошенник, жаждущий эти драгоценности прикарманить. С другой – у нас убивающаяся из-за смерти любимого девушка, укравшая книгу и проведшая обряд воскрешения, но повесившаяся – а до того мечтающая застрелиться – на собственной косе, так и не дождавшись результатов своего кладбищенского мероприятия. Вопрос: связаны ли эти истории между собой?
