— Надо было задержаться, — откликнулся Бастиан, укладывая в
наплечную сумку припасы, которых должно было хватить минимум на неделю.
Двухлезвийная секира уже была за спиной. — Кроме того, лучше будет покинуть
Храм в сумерках, когда меня трудно заметить.
Бастиан видел, что Фарос не удовлетворен ответом.
— Я бы предупредил тебя об уходе.
— Ты знаешь, где найти ее?
— Я знаю тех, кто знает. Они смогут передать весть от моего
имени. — Бастиан пожал плечами. — Как я уже говорил, ничего не могу обещать
наверняка. Когда Мариция узнает, что я сражался на стороне мятежников, она
может заковать меня в цепи или казнить на месте. Но, думаю, сначала выслушает.
— Убийство собственного брата разве не бесчестный поступок?
— саркастически заметил бывший раб.
— Точно так, — хихикнул Бастиан, — но в последнее время
понятия чести стали такими размытыми... — Он опустил рога, прощаясь. — И я сам
частично ответствен за происходящее.
Игнорируя риторическое замечание, Фарос вернулся к
интересующему его предмету:
— Ты уверен, что хочешь рискнуть жизнью ради договора?
— Да.
Даже если сестра Бастиана согласится, остаются еще их брат и
Великий Лорд Голгрин. Хотя именно Блотен граничит с бывшим Сильванести, за
посланием Керна останется последнее слово. Блотен теперь являлся просто
областью во владениях Голгрина. Как только Доннаг превратился в насмешку над
самим собой, Голгрин... Нет, сначала Бастиан должен убедить Марицию, а потом
можно подумать и о Голгрине.
Все еще размышляя о людоедах, Фарос добавил:
— Путь через Керн и Блотен будет лежать далеко от обжитых
мест. Что если ты натолкнешься на патрули? Не мало ли будет четырех спутников?
— Все они служили под моим началом в разных легионах, я знаю
их выучку. Больший отряд более заметен, да и замедлит мое продвижение. — Черный
минотавр зашнуровал сумку и подытожил: — В любом случае не опасайся, я никого
не предам.
Фарос резко поднял зловеще блеснувший меч к глазам Бастиана:
— Я ничего не боюсь, и меньше всего предательства.
Бастиан кивнул, затем, еще раз поклонившись, покинул келью.
Спустя некоторое время Фарос наблюдал с открытой площадки на
вершине Храма, как отбывает маленький отряд, направляющийся на юго-запад. Что
ж... Он внес свою лепту, попробовал быть верным памяти отца, большего нельзя
сделать. Пока.
Вдруг внезапное ощущение чьего-то присутствия пронзило его.
Минотавр быстро обернулся, но никого не увидел. Фарос задумчиво потер черный
камень на кольце.
Кольцо Саргоннаса.
Краем глаза он заметил какую-то фигуру — бледную и
напоминающую мертвеца. Фарос повертелся, прислушиваясь. Никого. С тихим
проклятием минотавр посмотрел на черный камень.
— Маленький подарок, Бог-кондор? Неудивительно, что его
последний хозяин мертв!
Он должен снять его, выбросить! Нет... еще рано. Фарос
провел рукой по мечу — вот этот подарок ни разу не подводил. Он искупал его в
крови множества людоедов и легионеров, а лезвие сверкает как новое. Лучше бы
Саргоннас подарил ему тысячу таких мечей для вооружения армии, но Богам не
понять желаний смертных...
И тут его ноздрей коснулся гибельный аромат, пробудивший
ужасные воспоминания. Фарос вгляделся в темноту и заметил небольшой столб дыма,
поднимающийся на севере — если бы не внезапный порыв ветра, его бы никто не
обнаружил.
Глаза предводителя повстанцев мигом налились кровью, когда
он осознал происходящее.
— Гром!
Ярость Фароса только росла, пока он вихрем летел через Храм,
пугая отдыхающих повстанцев. Охрана вскочила на ноги, прервав игру в камешки, и
вытянулась по струнке. Каждый минотавр в отряде был свидетелем подобных вспышек
ярости и не хотел становиться их объектом.
— Коня! — крикнул Фарос помощнику, занимавшемуся маленьким
табуном мятежников. Большинство животных были захвачены в шахтах или у
патрулей, забота об их здоровье была постоянной головной болью, не меньшей, чем
снабжение самих бывших рабов.
Кто-то быстро принес ему седло и сбрую. Взнуздав коня, Фарос
помчался к северному проходу. Стража у ворот радостно приветствовала командира,
когда он проскакал мимо, но тот не отвечал, сосредоточившись на петляющей
дороге. Людоедская лошадь была не самой быстрой, но шла уверенной рысью —
вскоре скалы закончились, и Фарос, вырвавшись на пустошь, немедленно повернул к
северу.
Через полчаса он был у цели, сразу заметив рогатую фигуру на
ближайшем гребне. Это не взволновало мятежника. Охранник наверняка понесся предупредить
Грома, а вот тот не подчинился приказу — худшее преступление в глазах бывшего
раба. Потом он увидел и другие признаки двуличности помощника — два десятка
фигур поддерживали большой костер, торопливо подтаскивая к нему ветки и все,
что могло гореть в этой дикой местности. Остальные бывшие рабы и солдаты кидали
в пламя свою тяжкую ношу. Смрад горелой плоти уже нельзя было скрыть.
— Гром! — крикнул Фарос, подъезжая. — Гром, где ты?!
Мятежники замерли, воззрившись на своего командира в ужасе и
смятении.
Причина его гнева вскоре показалась — из клубов дыма вышел
Гром, пропитанный потом и гарью. Подойдя к Фаросу, он не переставал сотрясаться
от кашля.
— Это не их вина, Фарос, весь грех лежит на мне. Они
следовали приказам и не смели ослушаться.
Фарос спрыгнул с коня и, не раздумывая, молниеносно ударил
Грома в челюсть. Набожный минотавр отлетел и закувыркался по песку. Остальные
замерли, не зная, что предпринять.
— Я тоже отдал приказ. Четкий приказ. Ты ослушался меня.
Гром закашлялся на земле и не сразу смог подняться. Через
несколько минут он взглянул Фаросу в глаза:
— Моя совесть ослушалась... я не смог оставить мертвых...
даже ради тебя, Фарос... Хотя бы легионеры заслуживают погребального костра!
Они бились с нами, повинуясь приказу! Для этого их обучали и тренировали!
— Раньше мы тоже не хоронили их, почему тогда совесть не
мучила тебя?
— Да, не хоронили, и я не очень возражал... Тогда не было
причин, ведь Боги нас оставили...
Вот оно что! Фарос дернул ушами и фыркнул:
— Теперь Боги вернулись, и что? Ты вдруг испугался мести?
