— У тебя есть доказательства?
— Доказать это сложно, но я верю в то, что знаю.
— Откуда же тебе знать об отце? Ты к тому времени уже пропал
в океане, проклятый предатель!
Вспышка гнева командующей заставила мятежников обнажить
оружие и сделать шаг вперед.
Офицеры за ее спиной сделали то же самое. Бастиан гневно
посмотрел через плечо:
— Стоять! Мы не нарушим перемирия ни при каких
обстоятельствах!
Мариция махнула своим офицерам:
— Все слышали моего брата? Я не собираюсь изменять слову!
Она повернулась к спокойно стоящему Бастиану — впервые в
жизни его хладнокровие раздражало Марицию.
— Ты вызвал меня на встречу, Бастиан, изволь изложить
причину, или мы уезжаем. Готов ли ты вернуться в империю? Решай, твои
преступления еще не столь значительны. Возможно...
— Нет, Map, я не вернусь. До тех пор пока Арднор и мать
управляют страной.
Она насупилась:
— Тогда что привело тебя ко мне?
— У меня есть предложение, которое положит конец
братоубийственной гражданской войне.
— Войне? Мы просто боремся с мятежниками.
Бастиан фыркнул:
— Называй как хочешь. Фарос уже согласился с условиями, и я
думаю, мы...
Фарос! Это имя она часто встречала в донесениях, но
достоверно про предводителя беглых рабов почти ничего не было известно. Поднял
восстание в Вайроксе. Сбежал из лагеря людоедов. Победил в поединке Голгрина —
уже не пустяк. Она никогда не решалась спросить Великого Лорда о подробностях
сражения.
— Так... — протянула Мариция, собираясь с мыслями. — Ты
знаешь этого Фароса?
— Мы оба встречались с ним в Вайроксе. Фарос, Мариция,
вспомни — сын Градиса, младшего брата Чота.
Командующая напряглась, но лицо не возникало в памяти. Потом
вдруг...
— Этот распутник? Может, я путаю, но того Фароса волновали
только женщины, выпивка и кости. Какой из него воин, просто смех! Ты его имеешь
в виду?
Бастиан изменился в лице — Мариция могла поклясться, что
брат тщательно сдерживает душащий его гнев, вызванный несправедливостью ее
слов.
— «Этот распутник», как ты выразилась, выжил в испарениях
Вайрокса и поднял восстание, свидетелями которого мы сами явились. Затем
пережил все ужасы плена у людоедов, надеюсь, ты помнишь исторические
пергаменты, как именно относились людоеды к минотаврам раньше?
— Но он кровь Чота, зачем его жалеть? Фароса должны были
убить той ночью — под какой скалой он сумел так долго прятаться?
— Фарос, которого ты знала, умер. Новый Фарос видит истинный
смысл вещей, как и полагается лидеру, не зря к нему стекаются рабы многих
других рас...
— Отбросы Ансалона!
— И легионеры тоже.
— Предатели, и ничего более. Таинственный предводитель
восставших — племянник Чота! — Мариция рассмеялась бы, если б лицо Бастиана не
было таким серьезным. — И что он там предложил великого?
— Около Керна есть остров...
Сухо и деловито Бастиан изложил суть договора: конец битвам;
мятежники живут в независимой колонии; империя может спокойно расширять свои
владения на Ансалоне, не опасаясь удара в спину.
Мариция немедленно увидела выгоды такого соглашения.
Конфликт с рабами и так уже ослабил армию и флот. Хоть Амбеон и вышел за
границы старого Сильванести, но людоеды управляли Неракой, а значит, дальнейшая
экспансия была блокирована. Если атаковать сейчас, придется рассредоточить силы
легионов и растянуть линии поставок. А соламнийцы умеют пользоваться чужими
слабостями. Но с другой стороны, неразумно отдавать остров под власть разного
сброда. Племянник Чота слишком известная фигура, к нему потянутся новые
сторонники. А уж если узнают про поддержку Бастиана — восстание расцветет с
новой силой!
— Даже не думай, — резко заявила командующая.
Однако черный минотавр не собирался отступать с первой
попытки:
— Map, если ты только...
— Я сказала, даже не думай! — вспыхнула Мариция, глядя на
Бастиана новыми глазами. — Как ты мог вообразить, что я просто выслушаю
подобное предложение, уж не говоря о том, чтобы обратиться к Голгрину или
Арднору?! Это означает предать нашего отца!
— Отец говорил, честь превыше всего, Мариция! Фарос
предлагает благородное решение. А разве мать или брат действуют честно? Я видел
работу Защитников своими глазами, слышал, что исчезают все, кто осуждает Храм!
Такая политика тебе, видимо, по душе! Это и есть империя, о которой так долго
мечтал отец?
— Он точно не мечтал о том, чтобы ты присоединился к
мятежникам и возводил напраслину на родную мать! — Прежде чем Мариция осознала,
ее меч оказался в дюйме от горла Бастиана.
И снова солдаты с обеих сторон едва не рванулись в бой, хотя
Бастиан остался недвижим.
— Я не нарушу перемирие, — вновь проговорил он.
— Да... я тоже,— сквозь зубы прошипела Мариция, делая шаг
назад и убирая меч. — Итак, я услышала твои слова, Бастиан, и в память об отце
отклоняю предложение мятежника! Но если бы не перемирие, то, клянусь, лично
заковала бы тебя в цепи или бросила вызов на поединок прямо здесь и сейчас!
— Map...
— Убирайся к своим друзьям! Мой настоящий брат утонул в
море! Он никогда не смог бы предать отца и не стал бы другом отродья Чота!
Прочь! Готовьтесь к скорой смерти! Прочь, пока я не забыла о чести и не покрыла
себя несмываемым позором!
Бастиан молча смотрел ей в глаза, отыскивая там что-то
известное ему одному, потом вздрогнул и, отвернувшись, медленно отправился к
лошадям, но затем снова оглянулся и мягко сказал:
— Прощай, Map. Пусть Саргас позаботится о тебе...
При упоминании имени старого Бога Мариция фыркнула — она
выросла, поклоняясь только силе оружия и отцу. Но тут, когда Бастиан уже
собирался вскочить в седло, сомнения одолели и ее.
— Постой! — Мариция рванулась к нему.
Бастиан сам подбежал к ней:
— Что случилось?
— Почему Фарос, такой непримиримый, предложил этот договор?
