Людоед выглядел измотанным и оглушенным, из раны в груди
лилась кровь, шерсть висела клочьями и слиплась от пота. Рядом оказался
легионер, и гигант яростно уставился на него, инстинктивно поднимая над головой
огромную сучковатую дубину. Удар сломал шею солдата, а Фарос увидел позади
людоедов, хаотично бегущих от мятежников на север.
Когда гигант начал снова поворачиваться к нему, Фарос уже
был на ногах и кинулся к горлу врага. Людоед попытался разжать смертельные
объятия, но перед кровавым взором бывшего раба вновь ухмылялся Голгрин. Дыхание
людоеда прервалось, глаза остекленели; через миг руки Фароса свернули ему шею,
и мертвое тело грузно рухнуло на землю.
Предводитель уже был на ногах, выискивая нового врага, но
вместо этого встретил взгляд черного минотавра. Бастиан восхищенно смотрел на
убитого, потрясенный силой Фароса. Через миг рядом появился Гром, с головы до
ног покрытый кровью. В его глазах была странная печаль.
— Мы выиграли, — глухо сказал Бастиан.
— Выиграли... — Гром сотворил знак Саргоннаса.
Жалобно запел рог. Они посмотрели туда, где угасало сражение,
— остатки легионеров, окруженные рабами, отчаянно махали белым флагом.
Фарос пристально смотрел, не моргая, пока Бастиан не
прошептал ему:
— Они сдаются...
— Естественно. И что с того?
Гром склонился к другому его уху:
— Фарос, наши бойцы жаждут крови не меньше мередрейков,
легионеров просто вырежут... поголовно...
— Так же как они планировали сделать с нами, — пожал плечами
тот, наклоняясь, чтобы вытереть лезвие о труп людоеда.
— Фарос...
Бешеный взгляд заставил Грома и Бастиана замолчать. Они
последовали за Фаросом, который мечтал найти еще хотя бы одного противника, но
когда добрались до места, мятежники уже казнили пленных — выполняя обычный
приказ Фароса. Тут же пировали перепачканные кровью мередрейки, жадно поедающие
все без разбору. Только теперь их толстые хвосты вяло вытянулись, что
свидетельствовало о насыщении и покое.
Уши Бастиана нервно дернулись, Гром снова сотворил знак
Саргоннаса, приготовив секиру и желая отогнать хоть одну рептилию от ужасного
пиршества.
Фарос перехватил его руку:
—Нет.
— Фарос, это чудовищно! Надо собрать тела и устроить
погребальный костер хотя бы для минотавров!
— Такие минотавры не заслуживают костра. — Фарос посмотрел в
сторону Керна и далекого Блотена. — Они хотели биться вместе с людоедами — так
пусть теперь и гниют вместе. Оставим мертвых нашим едокам... если они справятся
с таким обильным угощением.
— Фарос, моя мать без сомнения сейчас наблюдает... Ее глаза
повсюду. Одно дело уничтожить командующего, верного Хотаку, но легион Красного
Скорпиона подчинялся ее ставленнику. Не провоцируй ее напрасно. Она будет
мстить за свою империю...
— Ее империю? — вмешался Гром.
— Хоть на троне и сидит Арднор, но говорит-то он слова
матери. — Бастиан вновь повернулся к Фаросу. — Она выпустит против нас всю силу
Нетхосака и — что куда важнее — Храма! Я снова призываю оставить Керн и
вернуться к побережью океана. Жизненно необходимо как можно скорее нанести удар
по империи.
Фарос сильно тряхнул головой — темное прошлое не отпускало
его.
— Нет, я не все дела закончил в Керне... Именно поэтому мы
вернулись. И Блотен... Блотен все еще зовет меня…
— Но людоеды-заложники...
Лезвие секиры оказалось под самой челюстью Бастиана, почти
прорезав кожу.
— Я дарю тебе жизнь, хоть в твоих венах течет кровь Хотака,
убийцы моей семьи...
— И ты вправе отнять ее в любой момент.
После долгой паузы Фарос опустил секиру и двинулся прочь
среди мередрейков и слетающихся ворон, привлеченных зловонием. Бастиан
вздохнул:
— Слухи множатся... Говорят, только темный Бог мог заставить
мою мать делать такие вещи...
— Не может быть! Если так, мы обречены.
Черный воин кивнул:
— Может, и верно... — Он увидел ужас в глазах собеседника и
добавил: — Но мы все равно последуем за Фаросом, не так ли?
— Да, последуем, — выдохнул Гром. — Саргоннас непременно
поможет нам...
Повелитель мести
Когда Фарос вошел в помещения древнего Храма, он уже и
думать забыл о мертвецах снаружи, даже о своих погибших сподвижниках. Теперь
вокруг были лишь новые формы кошмаров, всегда живущих с ним. Они стали только
хуже с тех пор, как он объединился с повстанцами под командованием Джубала.
Бывший старейшина колонии пожертвовал собой, чтобы спасти сына Градиса, надеясь
на его помощь в свержении Дома Дрока. Но Фарос после его гибели лишь просидел
несколько дней, запершись в бывшей каюте старейшины, глядя в пустоту.
В конце концов, Фарос решился вернуться в Керн, желая
отомстить. Число его соратников стремительно росло — все новые мятежники бежали
к нему, привлеченные делами бывшего раба.
Залы и переходы Храма тянулись сквозь большую часть холма,
извиваясь и переплетаясь между собой с логикой, понятной только им. Но лишь
горстка факелов горела в коридорах — искусные строители прорубили множество
световых колодцев, украшенных желтыми ромбовидными кристаллами, в стенах и на
потолке.
Еще можно было различить изящные барельефы, на которых были
высечены стройные фигуры в мантиях — высшие людоеды, как гласила легенда,
предки не только современных людоедов, но и минотавров тоже. Фигуры были раза в
четыре больше самого высокого воина. Все барельефы изображали жертвоприношения
или обряды почитания древнего Бога. Потолки покрывали огромные фрески. Можно
было только догадываться, сколько мастеров поколениями трудились над ними... но
это в глазах Фароса лишь еще больше доказывало их безумие. Боги посмеялись и
бросили высших людоедов без малейшего раскаяния.
Приостановившись рядом с одним из барельефов, мятежник
вгляделся в рогатое изображение, которое напоминало минотавра. Сидящий на
высоком троне, этот Бог очень походил на доброго отца в окружении детей.
— Великий Саргоннас! — пискляво передразнил Фарос. — Никого
не спасший ничей отец! — Он размахнулся и ударил мечом по камню. Раздался
скрежет, словно жалобный вопль, эхом разнесшийся по проходу.
