— Я никогда полностью не исчезал, Фарос. Все же раньше я был
супругом Такхизис, Королевы Бездны, и если другие, вроде «очень благородного»
Паладайна, доверяли слову Богини, то я ее натуру знал как никто другой! Когда
она согласилась вместе со всеми принести клятву, обязуясь оставить Кринн в
руках смертных рас, я еще не подозревал о предательстве, хотя меня оно
совершенно не удивило бы. Но даже я не поверил в ее план украсть целый мир!
Фарос не понимал, о чем говорит Бог, да и не желал понимать.
Ссоры богов не для него.
— Таким образом ты признаешь, что оказался в дураках...
— Не более чем мои дети, забывшие обеты Первому Богу и
доверившиеся Предшественникам!
От такого разговора у Фароса начала кружиться голова.
— Оставил бы ты меня в покое, Бог, — сказал он. — Ты
бессмертен, так какой помощи ждешь от меня?
— Саргоннас не единственный Бог, который вернулся,
смертный... и именно потому пришел к тебе. Я очень ослаб, а один из других
Богов ищет возможности расширить свою власть за счет моей. Он сотворит из
минотавров нечто ужасное... если не найдется тот, кто сможет возглавить расу и
вернуть ее обратно на путь чести и традиций, для которой они предназначались.
Фарос нарочито громко рассмеялся:
— Я твой воитель? Я не умею быть императором, Первый
Рогатый! Я служу тебе на пути мести и больше ни в чем! И не собираюсь быть
частью твоих замыслов!
— Месть разжигает аппетит, но не состоянии насытить
истинного воина. Только честь способна дать силу выживания любой расе. Внутри
тебя — пусть сейчас и спящее — есть семя величия, оно может помочь тебе стать
таким же великим, как Амбеутин. — Внушающее страх Божество пальцем указало на
Фароса. — В твоих силах воссоединить минотавров и повести навстречу судьбе!
— Я не твой воитель, — настаивал мятежник, — и уж точно не
буду императором.
— Тогда твоей участью станет смерть в безвестности, ни для
чего, и твой род также канет в небытие. Такое ли наследство завещал тебе отец?
— Оставь моего отца в покое! — гневно крикнул Фарос. — И
хватит разговоров о нем! Градис погиб из-за тебя!
— Линия Дома Келинов завершится твоими костями, отбеленными
здешним суровым солнцем, в этой дикой земле, — пробасил Рогатый, — и те, кто
стремился стереть вас из памяти и истории, наконец одержат победу.
С диким криком Фарос взмахнул мечом и кинулся на Саргоннаса.
Бог стоял неподвижно. Лезвие легко вонзилось в грудь, и не ожидавший такого
поворота Фарос раскрыл рот от удивления. Пламенное Божество не выказывало
никаких признаков боли, меч далеко вышел из спины, но никакая плоть, кость или
органы не препятствовали клинку. Фарос выдернул оружие, ожидая гнева Бога, и
рана Саргоннаса мгновенно затянулась.
Первый Рогатый провел пальцем по тому месту, где недавно
было лезвие, и довольно кивнул:
— Смелый поступок. Ударить Бога... Градис был бы горд.
Фарос швырнул меч на камни.
— Я не собираюсь больше тебя слушать. Я не император и не
гожусь для твоих планов. Уходи или дай мне уйти самому.
— Я позволю тебе быть. — Саргоннас указал в сторону меча,
который немедленно прыгнул в руку бывшего раба. Изумруд, украшавший рукоять,
сверкал наполненный новой энергией. — Я вижу, сейчас ты непреклонен, но, по
крайней мере, настою на том, чтобы ты носил мой меч.
— Твой меч?
— Мой. Выкованный на заре мира для одного воителя,
служившего моей неоплаканной супруге. Помнишь реку, Фарос? Ты случайно ничего
там не нашел, он искал тебя долгое время. А ты никогда не задавался вопросом о
кольце?
Минотавр удивленно посмотрел на кольцо с черным камнем — он
так и не смог вспомнить, когда именно начал носить украшение. Но оно явно
обладало магическими свойствами, в этом Фарос был уверен.
— Тоже создано хранить моих детей. Прежде его носил Рахм
Эс-Хестос, командующий Имперской Гвардией... когда-то веривший в меня и
собиравшийся спасти всех минотавров.
«Саргоннас ошибается, — подумал Фарос, — так же как и во
многом другом».
Он не нуждался ни в чьем вдохновении или поддержке. Минотавр
хотел снять кольцо и бросить меч, но оно не раз спасало ему жизнь, да и клинок
никогда не подводил... Однако принять их — значило принять благословение
Саргоннаса.
Бог почувствовал его колебания, покачал головой и
проговорил:
— Я не попрошу у тебя ничего более, смертный. И не заставлю
нарушать собственные законы мести и взгляды на жизнь других. Так сделал бы и
твой отец.
«Взгляды на жизнь других!» — Фарос едва не захохотал. Он не
заботился ни о ком, как не беспокоился о собственной жизни.
— Больше я тебя не потревожу, — сказал Бог — пламенная
фигура уже таяла, потоки лавы быстро впитывались в трещины и бесследно исчезали.
Пока Саргоннас растворялся, Фарос приблизился, его уши
оставались прижатыми, ноздри тревожно вздрагивали. Он ужасно хотел сказать еще
одну вещь, но сдержался. Зал становился все темнее, через несколько секунд
свечение, вызванное Саргоннасом, полностью исчезло.
В наступившем мраке внезапно со всех сторон прозвучал голос
Бога:
— Будь осторожен Фарос, сын Градиса... Опасайся хозяина
бронзовой башни...
Теперь последние следы Первого Рогатого растаяли.
Фарос вздохнул и посмотрел на статую, вновь ставшую целой,
задаваясь вопросом, не померещилось ли ему все?
— Фарос? — послышался за его спиной осторожный голос.
Он уже подумал, что вернулся Саргоннас, когда разглядел
Бастиана. Черный минотавр появился на пороге с тем же выражением лица, какое
недавно было у самого Фароса.
— Где мы, Бастиан? — Предводитель мятежников все еще ожидал
повторного явления Божества.
Черные брови удивленно поднялись.
— Охрана сказала, что ты здесь. Странно, но я совсем не
помню этого зала...
— Охрана? — Фарос едва не поперхнулся, затем проворчал под
нос: — Ну, Саргоннас...
— Что тут происходит?
— Неважно... А что такое срочное привело тебя ко мне?
Бастиан склонил рога в знак почтения:
— В день, когда ты сказал, что знал, кто я такой, с первой
минуты, но не стал убивать, я стал верен тебе до смерти. Но после сегодняшней
резни я предлагаю тебе особый дар...
