Сейчас Адди разглядывала страничку светской хроники глянцевого журнала «Город и пригород», который ей только что принес почтальон. Она уже дошла до раздела «Свадьбы».
— Как ты думаешь, кто из этих двоих богатенький? — спросила она Харриет, показывая ей фотографию темноволосого мужчины с измученными глазами, стоящего рядом с блондинкой в странном платье с кринолином, в котором она была похожа на маленького динозавра.
— Кажется, жениха сейчас стошнит, — заметила Харриет.
— Не понимаю я, что такого они нашли в блондинках — все только и говорят о том, что мужчины больше любят блондинок. Уж я-то навидалась их на своем веку — настоящие блондинки все такие бесцветные, и лица у них кроличьи, если только не наложат тонну макияжа. Вот, посмотри хотя бы на эту девочку. Бедняжка! У нее лицо как у овцы.
— Я хотела спросить тебя о Робине, — начала Харриет, решив идти напрямик.
— Что ты говоришь, крошечка моя? — рассеянно спросила Аделаида, разглядывая фотографию благотворительного бала. Элегантный молодой человек в черном смокинге с чистым, честным, неиспорченным лицом откинул голову назад, обнажив в широкой улыбке белоснежные зубы. Правой рукой он обнимал за плечи миниатюрную брюнетку в кукольно-розовом платье и таких же перчатках до локтя.
— Я говорю о Робине, Адди.
— Ах, деточка моя дорогая, — вздохнула тетушка Аделаида, поднимая глаза от фотографии молодого красавца. — Если бы Робин был с нами, девушки пачками валились бы к его ногам. Он был такой… живой, такой веселый. Бывало, он даже, хохоча, падал на спину, до того сильно смеялся. А то подбирался ко мне сзади, обхватывал своими маленькими ручками за шею и дышал мне в ушко. Он был просто чудо, а не ребенок. Знаешь, как тот попугайчик, что Эдди мне когда-то подарила…
Аделаида снова взглянула на улыбающегося янки. Подпись под фотографией гласила: «выпускник колледжа Ридли Виллард». И Робин, будь он жив, ходил бы в колледж. Ее вдруг возмутила жестокость судьбы. Как смеет этот неизвестный ей Ридли Виллард смеяться и флиртовать с девушками, в то время как их обожаемый мальчик лежит в земле? Аделаида перенесла много утрат — похоронила трех супругов (один погиб от случайной пули во время Второй мировой войны, следующий по счету сломал себе шею, упав с лошади на охоте, третий умер от разрыва сердца). Ее первенцы, мальчики-близнецы, родились мертвыми, и девочка, которую она родила во втором браке, умерла в возрасте восемнадцати месяцев от отравления дымом, когда дымоход в ее тогдашней квартире засорился и посреди ночи начался пожар. Все эти удары судьбы — тяжелые, жестокие, несправедливые, она пережила с достоинством, и со временем раны затянулись, швы зарубцевались. Но только не Робин: его смерть мучила ее до сих пор; казалось, что со временем эта язва увеличивается, болит и саднит.
Харриет терпеливо наблюдала, как меняется выражение тетиного лица, опускаются уголки губ и около них появляется привычная горькая складка. Она деликатно откашлялась.
— Видишь ли, тетушка, я поэтому к тебе и зашла, чтобы спросить… — начала она.
— Мне всегда хотелось знать, какие у него будут волосы, — мечтательно пробормотала Аделаида, держа журнал в вытянутых руках и пристально вглядываясь в фотографии. — Наверное, они бы потемнели. Да, я определенно так думаю. Ведь он был настоящий «рыжик», не золотистый, не каштановый, а знаешь, такой яркий цвет, как солнышко. — Как это страшно, как трагично, думала она. Бедный мальчик никогда не сможет выпить вина, он никогда не узнает женщину. С теплотой она вспомнила о своих трех горячих мужьях и опять тяжело вздохнула.
— Тетя, я хотела тебя спросить, не знаешь ли ты, кто мог…
— Он бы вырос настоящим красавцем, наш Робин, а на первом балу был бы самым желанным кавалером, все эти Сюзи, Чичи и Сандры висли бы у него на шее. Конечно, все эти балы — большая глупость, невесту надо выбирать совсем в другом месте…
Тук-тук-тук: за стеклянной дверью гостиной возникла тень.
— Адди?
— Кто там? — крикнула Аделаида. — Это ты, Эдит?
— Дорогая! — воскликнула тетушка Тэт, вбегая в гостиную и бросаясь к дивану, на котором сидела Адди. Нетерпеливым жестом она швырнула свою сумочку на кресло, чуть не попав в Харриет. — Ты не представляешь, что случилось! Этот мальчишка Рой Дайл из Центра «Шевроле» запросил по шестьдесят долларов с каждой дамы, которая записалась на экскурсию. Ты можешь себе такое представить? За свой никуда не годный старый автобус!
— Сколько? Шестьдесят долларов? — взвизгнула Аделаида. — Но ведь он сказал, что дает нам автобус бесплатно.
— Он и сейчас так говорит. Эти деньги, говорит он, пойдут на бензин.
— Этого хватит, чтобы до Китая доехать и вернуться.
— В общем, Южини Монмут будет жаловаться пастору.
Аделаида закатила глаза.
— Мне кажется, Эдит должна позвонить.
— Она и позвонит, когда узнает про эту выходку. А ты слышала, что сказала Эмма Карадин? «Он просто хочет на нас заработать».
— Да это ясно как божий день. Ему должно быть стыдно! Он ведь такой религиозный, даже в воскресной школе преподает. Чему же он может научить детей? Алчности? Да мне даже в уме не сосчитать, сколько он получит денег со всех нас. Харриет, детка, подай-ка мне листок бумаги. Сколько дам уже записалось?
— Двадцать пять, но теперь я не знаю, все ли поедут. Харриет, дорогая, я тебя не заметила, здравствуй, крошка! — Тетушка Тэт наклонилась и поцеловала ее в лоб. — Бабушка тебе сказала? Мы все собираемся на экскурсию. «Исторические сады штата Каролина». Так интересно!
— Ну, не знаю, что-то мне совсем не хочется платить шестьдесят долларов Рою Дайлу.
— Да уж, этого молодого сопляка надо поставить на место. Да, сопляка, я сказала, и не надо так на меня смотреть! Он уже купил себе неприлично огромный дом на Саут-Роуд, а теперь и яхту собирается покупать…
— Я просто хотела задать вам вопрос! — в отчаянии сказала Харриет. — О том, как умер Робин.
Адди и Тэт внезапно замолчали и повернулись к Харриет. В одну секунду их лица приобрели одинаковое выражение отчужденной замкнутости, которая несколько напугала Харриет, но она не сдалась.
— Вы же все были в доме в то время, — продолжала она дрожащим голосом. — Неужели вы ничего не слышали?
Старушки обменялись взглядами, — казалось, они пришли к одинаковому выводу, потому что, не сговариваясь, вздохнули и опустились на диван.
— Никто ничего не слышал, — сказала Тэт, сверля Харриет неодобрительным взглядом. — И знаешь, что я думаю? Это не слишком хорошая тема для разговора, ты меня поняла?
— Но ведь я…
— Надеюсь, ты не задавала подобных вопросов маме и бабушке?
— Нет, я…
— Надеюсь, что в будущем ты не будешь задавать их и здесь, — сказала Аделаида сдавленным голосом. — И кстати, — продолжала она натянуто и холодно, — мне кажется, тебе давно пора домой. Беги, Харриет, беги, у нас много дел.
