Эд нашел ключ от задней двери под плетеным ковриком, как и обещала Тюремщица. На коврике красовалась надпись: «Добро пожаловать».
Эд подобрал ключ и сунул его в замочную скважину. Ключ подошел. Он повернул его — и замок открылся. Сигнализация молчала. Он вошел. Тюремщица уверяла Эда, что рядом никого не будет, и, кажется, не ошиблась. Он закрыл за собой дверь и прислушался. Ничего. Свет не горел. Никаких теней или бликов. Ему не верилось в удачу. Неужели он вновь на свободе?
К его удивлению, дом оказался огромным.
Следующие несколько минут Эд с радостным смехом бродил по дому, поднимался и спускался по лестницам. Дом не был поделен пополам в расчете на две семьи. Эд насчитал четыре спальни, обставленные дорогой мебелью, и нашел множество вещей, которые можно было продать. Видеомагнитофон, телевизоры, клюшки для гольфа, бытовые электроприборы. Даже бильярдный стол, хотя его, конечно, невозможно было утащить из дома, чтобы наскоро сбыть. Войдя в просторную кухню, он увидел записку, приколотую к бутербродам с ветчиной и сыром. Потом другую. И еще одну. Он развернул записку:
«Мой дорогой возлюбленный,
пожалуйста, угощайся этими закусками. Чувствуй себя как дома. Я приду с работы около часа. Не могу дождаться того момента, когда мы будем вместе! Люблю тебя.
С любовью от твоей возлюбленной Сьюзи».
Записка от Тюремщицы.
Эд планировал остаться в доме всего на один день, но не исключено, что он сможет пробыть здесь немного дольше, пока не придет в норму и не соберется с мыслями. Здесь довольно комфортабельно и восхитительно чисто. Последнюю неделю Эд особенно много размышлял о том, когда убить женщину. Похоже, что против его ожиданий у нее есть деньги. Может быть, не стоит убивать ее сразу? Она не в его вкусе, то есть убийство не доставит ему удовольствия, как те, что он планировал. Возможно, ему удастся получить от нее немного наличных в ближайшие пару дней? Тогда он заберет из дома кое-какие ценные вещи, сядет в машину и уедет. Пока еще она может быть ему полезной, гораздо более полезной, чем он смел надеяться. Он потерпит ее присутствие несколько дней и посмотрит, что еще можно от нее получить. Если что-нибудь пойдет не так, он сумеет быстро от нее избавиться.
У Эда оставалось около часа до прихода Тюремщицы с работы. Он должен принять душ и переодеться. Страшновато будет встретиться с ней за пределами тюрьмы. Возможно, она ожидает, что он поведет себя неестественно. Это может создать проблемы. Но зато она расскажет все о том, как его маленькая эскапада отозвалась в Лонг-Бэй. Ему не терпелось узнать об этом. Теперь полицейские уже в курсе, что никакого трупа в ловушке не было. Трупов не было ни в бункере, ни на бензоколонке. Какое унижение для полиции. Они получили, и поделом.
Эд улыбнулся.
Я сделал это, подумал он. Я свободен.
Глава 27
Запыхавшийся Энди подошел к номеру Макейди и нетерпеливо постучал в дверь. Кончики пальцев на всякий случай поглаживали кобуру пистолета.
Пожалуйста, пусть она будет здесь. Пожалуйста, пусть она будет одна…
Он услышал звук шагов, приближающихся к двери. Небольшая пауза, пока Мак смотрела в дверной глазок, потом несколько щелчков отпираемого замка.
На пороге стояла Макейди.
Она собрала волосы на затылке в хвост, открыв влажную шею. На ней были черная майка и кожаные брюки, а настороженный взгляд словно говорил: «Лучше бы ты принес добрые вести». Ее брови поднялись вверх, а губы чуть вытянулись вперед бутоном, обозначив напряженную линию щеки. Она с опаской посмотрела на него, как обычно, сложив руки на груди. Макейди стояла на полу босиком, и Энди чувствовал себя немного выше.
— Должна сказать, что твой звонок меня очень встревожил, — начала она.
— Он сбежал, — выпалил Энди и закрыл за собой дверь. — Он решил не тратить времени на объяснения в этой чрезвычайной ситуации. Никаких «привет» и «как поживаешь».
— Сбежал, — без выражения повторила она.
— Да.
— Я… я не думаю, что ты можешь шутить такими вещами, или… или… Я сомневаюсь, что ты говоришь о домашней собачке или…
Цепляется за соломинку. Он чуть заметно покачал головой.
Она глубоко вздохнула и невесело рассмеялась:
— Скажите, детектив, как может сбежать человек, осужденный за несколько серийных убийств? Я полагаю, вы именно о нем ведете речь?
Мак расцепила руки и снова скрестила их на груди. С ее лица исчезли все теплые краски, и черты обозначились резче на фоне смертельной бледности. Едва заметно, нервно дрогнула мышца у рта. Макейди нечасто теряла присутствие духа, но в этот момент она была почти в панике.
— Да, — продолжала она. — Человек, признавшийся в многочисленных убийствах, который, как могло показаться, находился под максимальной охраной? Хм-м-м. Как ему удалось скрыться? Что, всего через сорок восемь часов после того, как его признали виновным? — Энди всей кожей чувствовал ее гнев и недоверие.
— Думаю, нам лучше сесть, — предложил он.
Мак кивнула. Он знал, что известие повергнет ее в шок, но она еще не до конца осознала весь ужас ситуации. Девушка присела на край гостиничной кровати. Энди подтащил стул поближе к ней и сел. Она молча смотрела на него. Он не мог прочитать ее мысли, но знал, что они безрадостны и темны.
— Макейди, мне очень жаль, что я принес тебе такие вести, но сегодня Эд Браун сбежал из-под надзора полиции. — Он заметил, что машинально вошел в роль вестника смерти, приняв мягкий, успокаивающий, лишенный эмоций тон, которым хорошо овладел за годы службы. Только факты. Придерживаться голых фактов.
— В настоящее время его местонахождение нам неизвестно. Мой напарник Джимми Кассиматис в тяжелом состоянии… — Тут его голос изменил ему. — Другие полицейские, оказавшиеся рядом, ранены, некоторые тяжело. Эду удалось… применить какое-то взрывчатое вещество…
Мак не отвечала, но ее глаза наполнились слезами, когда он сказал про Джимми. Мак даже не обращала на них внимания. Слеза скатилась по реснице вниз, к уголку губ. Энди захотелось осушить ее поцелуем. Мучительное осознание того, что он не может этого сделать, весть о Джимми и его собственная беспомощность в сложившейся ситуации едва не исторгла слезы у него самого. Энди моргнул, борясь с наплывом чувств, и призвал на помощь всю свою выдержку.
— Сегодня утром Эд должен был привести бригаду полицейских к трупу одной из своих жертв, — продолжал Энди. — Он выторговал это в обмен на признание. Вчера они тоже ездили на поиски, все прошло без инцидентов. — Он помолчал. Следующие слова дались с трудом. — Меня не было рядом, когда это случилось. Меня не допустили к Эду, оставили в стороне. Теперь Джимми в больнице вместо меня.
Он не должен был этого говорить. Это же не совсем правда, так ведь? Если бы на операцию поехал Энди, Джимми тоже был бы с ним и подвергался точно такой же опасности. Но, черт возьми, Энди мог бы сделать хоть что-нибудь. Я должен был быть с ними. Почему меня там не было? Как я мог допустить такое?
