– Вероника Владиславовна, – вежливо поправила Ника. И не удержавшись, показывая свое полное превосходство, ядовито добавила на чистейшем французском: – Мон шер ами…
– Что-о-о? – Черные круглые глаза Щелкунчика полезли прямо на лоб и уже добрались до самых бровей. – Вероника Владиславовна?
Быстро, красиво грассируя, он пробормотал какую-то невероятно изысканную французскую фразу, из всей витиеватости которой Ника уловила лишь смутно знакомое «пуркуа».
«Это он в ответ на „мон шер“ решил поговорить со мной по-французски, – догадалась девушка. – Значит, не хочет, чтобы наш диалог слышал его головорез…»
Как признаться, что из своего богатого французского лексикона она уже беззастенчиво и неэкономно использовала добрую половину?
Пленница гордо повернула голову, уперлась взглядом в холодильник и на том же чистейшем французском произнесла категоричное «но», давая тем самым понять, что ни в какие переговоры с бандитами она вступать не намерена. Тем более на чуждом импортном языке.
Видимо, своим ярко выраженным отказом она попала в самую точку. Головастик озадаченно и пристально посмотрел на нее, вздохнул, подвинул табуретку и уселся напротив.
– Так вы кто? – настойчиво повторил он свой вопрос. – Алена Рыльская? Супруга Ропшина?
– Нет, – честно ответила Ника. – Я – няня его сына, Петра. А там, за стенкой, – моя родная дочь.
– Что? – Щелкунчик, похоже, окончательно расстроился. – А где Алена?
– В гареме арабского шейха, – злорадно сообщила Ника.
– Давно?
– Да уж полгода, даже больше.
– Вот так и жизнь пройдет, – задумчиво проронил крошка главарь. – Что значит долго отсутствовать на родине… Такие события, а я не в курсе! А вы, значит, няня…
– Да хоть горшком называйте! – съязвила Ника. – Няня, бонна, гувернантка… Лопухнулись вы, мон шер, со своими бандосами! Ни за меня, ни за дочку мою, кровиночку, вам выкупа никто ни копеечки не даст. Сироты мы. Зря старались!
– Выкуп? – искренне удивился Щелкунчик. – Какой выкуп? С чего вы взяли? – Наморщил лоб и, видимо, что-то сообразив, гневно обернулся к Горилле.
Тот мгновенно сделал вид, что считает дырки в ближней стене. Даже губами шевелил от усердия.
Головастик встал, с силой потер огромный, в залысинах смуглый лоб.
– Я скоро вернусь, и мы продолжим разговор. Пошли! – недобро обернулся он к продолжавшему математические исчисления охраннику.
* * *
Оставшись одна, Ника поняла, как сильно перепугалась. Колени под короткой легкой юбкой ходили ходуном, ладони противно и холодно вспотели, даже голова, она это чувствовала, стала у корней волос совершенно мокрой.
– Боже, помоги мне, – тихонько и тонко проскулила девушка.
Первый раунд вроде за ней. А дальше? Проверить, сколько у ЕВРа детей – ничего не стоит, да и какие они – тоже. Как и выяснить подноготную храброй няни.
– Ладно, буду гнуть свое. Все равно другого выхода нет.
Сбросила изрядно надоевшие туфли. Размяла ноги. Открыла холодильник: силы сегодня еще ой как понадобятся, а у нее во рту с самого обеда – ни маковой росинки. Извлекла большую плитку шоколада, осторожно, чтобы не очень хрустеть фольгой, развернула и отправила в рот аппетитный кусок.
– Тетечка Валечка, ну подскажи мне, что делать…
Сейчас Ника страшно жалела, что не прислушивалась к теткиным советам и не читала детективы. Настоящую школу жизни, как считала тетя Валя. А ведь роднее тетки, двоюродной младшей сестры бабушки, здесь, в Москве, для Ники никого не существовало! Надо было ее слушать! Ох, надо! Все-таки коренная москвичка, сорок лет тут прожила. Как из Кувандыка упорхнула, мечтая стать актрисой оперетты, так и все, только ее на родине и видели. В отпуске, летом.
Боже, как Ника ее любила! Почти как бабушку! Живой пример для подражания. Стремилась в мир искусства – и попала.
Вышла замуж за мастера ЖЭКа, который жил как раз в комнате с окнами во двор театра оперетты. И у этого самого окна дождалась своего звездного часа! Выплеснула как-то птичкам остатки недоеденной лапши, да ненароком попала прямо на голову торопившемуся в театр артисту. Тот завопил, тетя Валя перепугалась, что убила в зародыше необычайный талант, выскочила из подъезда, стала утешать страдальца, привела его домой… Словом, когда мастер ЖЭКа явился со смены, мечтая о куриной лапше и любви, тетя Валя гордо сообщила мужу, что нашла свое истинное счастье и уходит в его объятия. Эти объятия затянулись на долгие семь лет, пока артист, возвращаясь с поздней репетиции, не погиб страшной смертью. Замерз лютой зимой, уставши от водки, на скамейке в ближайшем парке.
Тетя Валя в память о любимом муже твердо и окончательно решила посвятить себя искусству. Тогда же, в безутешную годину, устроилась по большому блату гардеробщицей в концертный зал «Россия», где и служила по сей день, поднявшись до старшей смены и считаясь лучшей наставницей молодежи.
– Теть Валь, а какую молодежь ты наставляешь? – любопытствовала Ника. – У вас же самая младшая – Римма Марковна, так ей пятьдесят было.
– В мире искусства, деточка, – с удовольствием объяснила тетя Валя, – возраст исчисляется состоянием души. А при нынешнем развитии пластической хирургии… Вон Снегурченко, уж сто лет скоро, а как поет! И танцует! А Алла Борисовна моложе, что ли? А кто ей ее годы даст? Мне вот каждый день говорят, что я снова помолодела. Был бы наставник, Никуша, а кого наставлять, всегда можно найти.
Конечно, племянница с ней согласилась.
Поскольку тетя Валя посещала свою историческую родину – город Кувандык ежегодно, то Ника росла практически на ее глазах. Затаив дыхание, восторженно сверкая глазенками, девочка слушала бесконечные, как телесериалы, рассказы московской гостьи о мире искусства. И еще неизвестно, что больше сформировало Никино утонченное сознание: семья и школа или вот эти летние тети-Валины беседы.
Между прочим, новое Никино имя тетя Валя оценила первой! Даже раньше бабушки!
– Приходит Коля Басков, – начинала тетушка. – Приносит мне свой последний диск. Целует руки и говорит: вот тут третья песня специально для вас!
– Ну и как он из себя? – заинтересовывалась бабушка, тоже любившая Колю без памяти. – Высокий или как Газманов?
– Высокий, – убежденно докладывала тетка. – Примерно как Путин. Только солиднее, конечно. И блондин.
– А в чем он одет? – не терпелось Нике.
– Одет, скажу я, не очень, – поджимала губы тетка. – Сам-то он натура творческая, ему не до этого, а вот жена плохо за ним следит! Недавно в рваных джинсах пришел. И рубаха какая-то мятая.
– Вот-вот! – поддерживала бабушка. – Он же и в телевизор так вышел! Я как увидела, чуть не расплакалась. Неужели, думаю, так мало зарабатывает, что брюки-то новые не купить? Хотела ему сто рублей отправить, так адрес не знаю. С тобой передам, отвезешь.
