«Меня! – Сердце Ники радостно и заполошно забилось. – Меня!»
ЕВР и в самом деле увидел сладкую парочку. Решительно шагнул к ним:
– Дмитрий, извини, там премьер приехал…
– Вероника, простите ради бога! – засуетился хозяин. – Я должен встретить! Женя, – попросил он ЕВРа, – побудь с моей дамой, я ненадолго.
– Конечно! – ЕВР мгновенно перехватил Нику за талию, прижал к себе и повел в нежном, медленном танце.
Он все время хотел что-то сказать, Ника чувствовала и как могла старалась ему в этом помочь, незаметно поглаживая пальцами широкие плечи, ненароком, чуть сильнее, чем того требовали приличия, прижимаясь к нему бедром. Закончилась одна мелодия, началась другая, потом третья. ЕВР наконец решился:
– Вероника, я и не подозревал, что вы такая красавица. Вы произвели просто фурор! Среди этих размалеванных, насквозь лживых созданий ваша естественность, она… как глоток воздуха в душной комнате, как стакан воды в пустыне, как луч света в темном царстве…
Ника смотрела в его темные блестящие глаза: так близки они не были ни разу!
– Вероника… – ЕВР трепетно сжал ее пальцы.
– Что я вижу, Эжен, – бесцеремонно дернула его за плечо невесть откуда взявшаяся Генриетта. – Люди решают деловые вопросы, выпивают с премьером, а ты снова со своей нянькой. Мало того что она проникла сюда неизвестно как, да еще в этом ужасном безвкусном платье, так она еще и элементарно не дает тебе работать!
ЕВР смутился, а Нику будто обдало кипятком из прорванной трубы.
– Ладно, – махнула рукой Генриетта, – что с тебя взять? Один раз на шлюшке женился, второй раз этот подвиг повторить хочешь?
ЕВР побелел, это было видно даже в темноте танцевального зала.
– Заткнись! – грубо сказал он.
Гена замолчала от неожиданности, хлопнула ресницами и произнесла вдруг тихо, даже виновато:
– Женечка, прости, пожалуйста, сама не знаю, что на меня нашло. Просто… тебя там премьер искал…
Втроем они вышли из полумрака на яркий свет. ЕВР, извинившись, тут же двинулся к одному из столов, а Гена, хватко уцепив Нику за локоть, ласково, как затаившаяся подколодная змеюка, прошипела:
– Мне с тобой поговорить надо.
Не ожидая ровным счетом ничего хорошего, Ника вопросительно подняла на нее глаза.
– Слушай меня внимательно. Предлагаю взаимовыгодный обмен. Я тебе – ЕВРа, ты мне – брата.
– Как это? – тупо уставилась на нее Ника.
– Очень просто. Ты делаешь так, чтобы Владимир Владимирович на мне женился, а я дарю тебе Ропшина в вечное пользование. – Гена заговорщически ущипнула Нику за бок. – Тихушница! Столько времени брата скрывать! Тем более такого! Может, ты сама на него глаз положила?
– Да ты что! – ужаснулась Ника.
– Короче, делаем так: вы с ЕВРом линяете домой, а Владимир везет меня.
– А если он не захочет?
– Что? – Гена смерила ее высокомерным и презрительным взглядом. – Тебя не спрашивают! Твое дело – поддакивать.
– Нет, – решительно отказалась Ника. – На это я пойти не могу! – Повернувшись, резко рванула от Гены и тут же угодила прямо в объятия раскрасневшегося и веселого Хреновского.
– Верочка! – ласково охватил он ее своими клешнями. – У меня к вам исключительно деловое предложение.
Ника тоскливо застыла, подозревая еще один подвох.
– Ваше лицо, ваши глаза… Они ранили меня в самое сердце, и конечно же, если бы не суровость вашего брата, которого я искренне уважаю и даже люблю, я бы… – Глазки главного либерала масляно заблестели, губы сладострастно изогнулись, он почти потянулся к Нике, но страшным усилием воли взял себя в руки. – Простите. Вы так обворожительны, что я едва сдерживаюсь!
– Предложение, – напомнила Ника.
– Что? А, да! Вера! – Он торжественно приосанился, подобрал вываливающийся из брюк живот. – Я предлагаю вам стать символом нашей партии! Представьте, – лицо Хреновского стало одухотворенным, глаза заблистали нездешним, почти космическим светом, – ваши портреты во всех уголках страны! На плакатах. Телеэкранах. В газетах. На рекламных щитах! Мы с вами покорим мир! Ваша красота и моя харизма обеспечат НДПР мировое господство.
Ника беспомощно оглянулась, словно отыскивая, к кому бы обратиться за помощью.
– Вера! – вновь повернул ее к себе Хреновский, еще пуще приосанился и загремел на весь зал, раскатисто, мощно, будто стоял не в вальяжном казино, а на привычной думской трибуне. – Вы – символ русской красоты, и вы достойны стать лицом всей России!
Вокруг них стал собираться заинтересованный народ.
– Вы живете в Париже? – очень тихо, почти шепотом, спросил он.
– В Москве, – пролепетала растерянная Ника.
– Понимаю! – снова загремел депутат. – Заграница своими грязными щупальцами забирает от нас все лучшее! Но женщин, наших, русских женщин, ей у нас не отнять! Когда я приду к власти…
Вокруг них уже собралась целая толпа.
«Вовчик, – беспомощно оглядывалась Ника, – где ты?»
От веселящейся публики отделилась Генриетта, подошла к Хреновскому:
– Петр Адольфович, я правильно поняла, вы хотите сделать символом нашей великой России вот эту содержанку?
– Какую содержанку? – не понял Хреновский, раздосадованный тем, что его пламенная речь, собравшая такое число слушателей, столь цинично прервана.
– Вот эту! – Гена ткнула длиннющим острым ногтем прямо в Нику. – Это няня детей Ропшина, безграмотная девушка из провинции, неудачница. Ропшин из жалости взял ее на содержание…
Блистательное общество зашумело.
Неведомо откуда взявшийся Вован грубо дернул довольную Генриетту за руку, что-то тихо и коротко сказал ей на ухо. Гена побледнела, зашаталась…
– Нет, – покачал головой Хреновский, – содержанки нам не нужны… Я боролся и буду бороться за искоренение этой заокеанской заразы!
Империалисты всех мастей хотят превратить наших русских женщин в товар…
– Так, Адольфыч, ша! – громко и грозно приказал Вован. – С каких пор ты слушаешь полоумных баб? – Он показал на Гену. – Или это новая доктрина твоей партии? – Хреновский непонимающе заозирался по сторонам, переводя глаза с Ники на Гену и обратно. – Ты поверил, что моя сестра может быть содержанкой?
Толпа снова стихла, ловя каждое слово непонятного зрелищного спектакля. Хреновский стушевался, но ненадолго. Парламентская школа давала себя знать.
– Владимир Владимирович, – торжественно провозгласил он. – Я прошу твоего согласия на то, чтобы Вера, этот прекрасный невинный цветок, стала символом моей партии!
Вовчик тщательно и любовно сложил увесистый кукиш, медленно и молча поднес его к носу депутата. Улыбнулся:
