– Он ее никогда не выполнял, – грустно признался знатный дрессировщик.
Ника сделала вид, что не услышала: только пораженческих настроений им сейчас не хватало!
– После прочесывания своих участков встречаемся тут же, на бревне, – дала последнее указание суровая няня и двинулась по переулку к последнему дому, чтобы начать обследование своего квадрата.
Почти все огороды с этой задней стороны были огорожены невысоким старым штакетником, и все пространство жмуркинских дворов просматривалось как на ладони: разнокалиберные сараи, разномастные же баньки, баки для полива на каждом участке. В целом – очень похоже на Кувандык.
В предпоследнем дворе, самом неухоженном и захламленном, уже прикидывая, как докладывать ЕВРу о понесенной потере, Ника вдруг увидела Дарика. Пес грустно ходил вокруг кособокой собачьей конуры, волоча за собой тяжелую ржавую цепь.
Видно было: ризеншнауцер пребывает в крайней стадии депрессии, навсегда простившись со счастливой вольной жизнью. Конечно, поняла Ника, пес вполне раскаялся в содеянном: время было, – только в позднем раскаянии мало толку…
– Ах ты, кобелище несчастный! – перелезла через невысокий забор девушка. – Говорят же умные люди: остерегайтесь случайных связей! Хорошо, добрый человек нашелся, подобрал тебя, беспутного, да на цепь посадил! А мог ведь и на живодерню сдать!
Дарик счастливо слушал нравоучения Ники и демонстрировал удивительную солидарность, изо всех сил молотя коротким хвостом по конуре.
Распутать тяжелую цепь с маху не получилось.
– Сиди смирно! – приказала няня счастливо подтявкивающему псу. – Попрошу хозяев, чтобы сняли с тебя кандалы!
* * *
Она миновала баньку и уже была на полпути к дому, когда за спиной омерзительно заскрипела дверь и раздался хриплый голос:
– Стой, стрелять буду.
Ника послушно подняла руки и осторожно повернулась.
На пороге баньки стоял мужик. В черных, широченных, за колено, семейных трусах, растянутой грязной майке, всклокоченный, злобный. На ногах – обрезанные по щиколотку валенки. В руках – страшная огромная двустволка.
Хорошо, что Ника выросла не в Париже! Наметанным глазом оглядев хозяина, она сразу поняла, что тот мается давним и тяжелым похмельем, а в таком состоянии прицелиться грамотно просто невозможно! Тем более что на ружье, как тоже обнаружилось, вовсе отсутствовал спусковой крючок.
– Здравствуйте! – расплылась в лучшей своей улыбке Ника. – А я как раз хозяев ищу! Хочу поблагодарить, что собачку нашу подобрали и сохранили! Отстегните, пожалуйста, цепь, я его заберу!
– Щас! – хмуро пообещал мужик, не трогаясь с места. – А бабки?
– Какие бабки? – вполне натурально удивилась Ника.
– Простые! Я вашего кобеля ловить и кормить не нанимался. Он меня вон как за ногу прихватил – ходить не могу! – Страдалец указал на обширный, недельной давности синяк, уже выцветающий на тощем колене.
– Ох, извините, конечно! – заторопилась Ника. Достала из кармашка сарафана кошелек – хорошо, взять догадалась, – выудила сотенную, вежливо протянула хозяину поместья.
Мужик презрительно покосился на бумажку, перехватил поудобнее двустволку.
– Что, мало? – сообразила Ника.
Извлекла из кошелька вторую сотню. Последнюю. Кроме нее оставалась пятисотенная, но это, если справедливо рассудить, слишком жирно. Даже за героическое спасение блудной собаки.
Жмуркинский гегемон равнодушно проследил за Никиными манипуляциями и хрипло сказал:
– Иди отсюда, пока не стрельнул! Сотней отделаться решила! А то я не знаю, чей это кобель! Да твой банкир приедет, по стенке тебя размажет, что собственность не устерегла! А я кобеля завтра на базар отведу, за доллары продам! Будет чей-нибудь другой дворец сторожить.
Ника представила гордого д’Артаньяна на местном невольничьем рынке, где торговали блохастыми котятами да рахитичными щен ками…
На вдохновенном лице мужика светилась просто классовая ненависть.
– На! – Девушка вытащила из кошелька заветную пятисотку, для наглядности перевернула портмоне. – Все, ни копейки больше нет. Семьсот рублей!
– Когда будут, тогда и заходи, – равнодушно пригласил мужик. – А щас – вали! – И он снова навел на Нику ружье.
Дарик, сообразив, что час освобождения откладывается на неопределенное время, тоскливо завыл.
– Ах так? – В Нике проснулась природная решительность и отвага. – Не хочешь деньги – бесплатно заберу! – Она подошла к несчастному псу и снова попыталась отстегнуть цепь.
Мужик исподлобья наблюдал с крыльца. Даже не пошевелился. Правда, ружье для удобства зажал под мышкой.
Узел цепи был стянут крепко. Сама же цепь уходила под конуру, выныривая из-под нее сзади, опоясывала коренастый столб, к которому крепилась толстая веревка с застиранными простынями. Конец невольничьих кандалов, продетый в массивное кольцо, закрепленное на столбе, оказался замкнут на невероятных размеров амбарный замок.
Что делать, как быть дальше, Ника не представляла, зная совершенно точно одно: родное существо в плену оставлять никак нельзя!
– Пока! – весело помахала она мужику. – Молодец, крепко приковал! Смотри, чтоб не сбежал! Учти, обратно мы его не возьмем! Я-то хотела тебе деньги дать, чтоб ты его подальше отвез! Жрет три раз в день сырое мясо – не напасешься, а не дашь – на людей кидаться начинает. Так что ты осторожнее.
Мужик, судя по всему, Никину находчивость не оценил, потому что никак не отреагировал.
Потрепав рыдающего Дарика за холку, девушка громко сказала: «Прощай» – и едва слышно добавила: «Готовься! Скоро вернусь».
Д’Артаньян, поддерживая конспирацию, заголосил еще пуще.
* * *
Двойняшки понуро сидели на бревне. Рядом с ними грустил местный приятель, у ног которого в мягкой пыли лежала равнодушная Жучка.
– Ну что? – вскинулись дети.
– Тс-с! – Няня приложила к губам палец. Шепотом, чтобы никто не услышал, пересказала все, что удалось узнать.
– Давай отдадим ему деньги! – горячо зашептала Марфа. – У меня есть!
– Нет, – покачал головой рассудительный абориген, хозяин Жучки. – Это Жорка-живодер. Он собак ловит, потом на шапки пускает!
– Ника! – закричала Марфа. – Надо папе звонить!
– Побежали скорей! – подхватился Петр.
– Хорошо, – няня внимательно посмотрела на детей, – звонить будете сами, а заодно и расскажете, как Дарик тут оказался.
Двойняшки приуныли: выводить собак с территории коттеджа ЕВР запретил строжайше! Равно как и уходить самим детям. Тем более в Жмуркино.
– Ладно, – пожалела всех вместе – и отца, и детей – Ника. – У меня есть план. Цепь там ржавая. Сама видела. Если Дарик как следует рванет, то она не выдержит.
