– Ну, не знаю. Мне, наоборот, в Шампани рекомендовали 2004-й. Нагреть хотели?
– Так то ж шампанское, а я тебе про «Бургундию» толкую! Нет, насчет «Шампани» – все правильно. Да, у них там в 2005-м «Пино нуар» дохленький уродился. Не в смысле мало, а в смысле – силы не нагулял. То есть – дрочить можно, трахнуть – нет.
– Даш, о чем они говорят? – заинтересовалась Юлька, услыхав последнюю сакраментальную фразу.
– Бойков! – донеслось откуда-то из-за моей спины. – Ты же вчера поклялся не ругаться! – Женский голос был на удивление знакомым, родным, можно сказать.
Я чуть повернула голову и действительно узрела вполне родное лицо: за соседним столиком уплетала пиццу та самая светская обозревательница, которая еще не ведала о том, какую подлянку в моем лице готовит ей судьба. Впрочем, лицо это было очень даже симпатичным. Если скромно умолчать о большем. Может быть, хоть это как-то примирит ее с надвигающимся несчастьем? Она же себя позиционирует как эстетку!
– А когда я ругался? – недоуменно спросил ценитель французских вин. – Димка, я что, матерился?
– Я не слышал, – искренне ответил второй. – Мы же о винах говорили! При чем тут мат?
– Все, Бойков, ты попал! – хищно обрадовалась моя известная коллега. – Помнишь, на что спорили?
– Нет! – взвыл миллиардер. – Я эту бурду пить не буду! Я от нее потом три дня икаю! Лучше я эти семьсот пятьдесят евро куршевельским сироткам отдам. На жвачки.
– Ладно, – толерантно согласилась журналистка. – Но чтоб сироток нашел в течение часа!
– Дашка, – нетерпеливо пнула меня под столом Юлька, – ну о чем они говорят?
Видно, шепот ее был не слишком интимным. По крайней мере, за соседним столом услышали.
– Видишь ли, детка… – Теперь противный голос бил мне прямо меж лопаток. – Мы с этим дядей вчера поспорили, что за каждое ненормативное слово он обязан выпить бутылку шампанского.
– Девчонки! – Тот, винодел, тоже разглядел нашу сладкую парочку с сиротливо опустевшей сырной тарелкой. – А вы, случаем, не сиротки? Давайте дядя Боря вас жвачкой угостит!
Не дожидаясь ответа, он громко протопал в наш угол и припечатал к столешнице несколько новеньких банкнот. А именно – четыре. По двести евро.
– В расчете! – гордо хлопнул он по плечу акулу пера. – Отдал сироткам восемьсот. С тебя – полтинник.
– Бог подаст, – ухмыльнулась соседка сзади. – А вообще-то, мог сироткам и тысчонку дать, не обеднел бы!
– Нет базара! – над столом снова возникла загорелая волосатая рука и на бумажную кучку красиво спланировала еще одна банкнота. Точно такая же. – Это вам на пепси-колу, девчата.
Я окаменела. Во-первых, совершенно не понимала, как себя полагается вести в такой ситуации, а во-вторых, очень боялась, что коллега меня признает. Тогда уж точно я прославлюсь, только раньше времени и не в том качестве.
Однако, после того как деньги были отданы, интерес к нам у посетителей бара иссяк совершенно. Видно, куршевельские сиротки интересовали бомонд ровно столько же, сколько и русские. С перепуга я одним большим глотком осушила кофейную чашку, а Юлька, кажется, не найдя в ситуации ничего сверхъестественного, сгребла со стола импортные деньги и, скомкав, сунула в нагрудный карман.
– Ты что? – зашипела я, поперхнувшись кофейной гущей.
– А что? – ясно и невинно посмотрела на меня воспитанница. – Папа всегда даже копеечку на улице подбирает и Аллаха за щедрость благодарит. Говорит, если человеку за копейкой лень нагнуться, то рубль ему точно не попадется.
Да. Все-таки дети олигархов относятся к деньгам намного проще, чем мы, бедные родственники.
Тут подали пиццу, и я чисто автоматически (кто из нас во время нервного стресса полностью контролирует свои действия?) умяла половину огромной круглой лепешки. Причем даже не поняла, с чем именно был сей итальянский фаст-фуд.
Мы дождались, пока соотечественники покинут заведение, заказали еще по соку, отсидев контрольные пятнадцать минут, и потопали в отель.
– Видишь, Дашка, а ты не верила, что тут деньги просто так сыплются! Раз – и тысяча евриков!
Честно говоря, если бы эта тысяча лежала в моем кармане, я бы чувствовал себя не в пример спокойнее и благодушнее. С другой стороны, кто тут распорядитель кредитов?
– Дай сюда, – протянула я строгую и справедливую руку, – потеряешь.
Юлька, расценив мои действия как совершенно естественные, выудила из кармана мятые бумажки и сунула мне в ладонь.
– Пятьсот мои!
Кто бы стал спорить.
* * *
К девяти вечера мы практически повторили вчерашний, то бишь утренний, маскарад. По нашему общему мнению, сегодня мы выглядели даже лучше: за два куршевельских дня альпийское солнышко приласкало наши мордахи нежным розово-шоколадным загаром.
На мой взыскательный вкус, если мне чего-то и недоставало, то изящного изумрудного колье на открытой шее. Оно очень бы подошло к моим глазам. Но изумруды – дело наживное. Тем более в свете открывшихся перспектив.
Марат позвонил от портье и сказал, что ждет в машине. И тут выяснилась совершенно непредусмотренная деталь: верхней одежды, которая могла бы прикрыть наши вполне раздетые фигуры, ни у меня, ни у Юльки не было. Куртки, в которых мы приехали, вполне годились под джинсы, а вот надеть их с вечерним платьем. Юлька-то, впрочем, могла, все-таки на ней были брючки, а я?
Тоска и безнадега, темные, как небо за окном, только без всяких звездных проблесков, накрыли мое оглушенное бедой существо.
– Как я пойду? По снегу на шпильках? С голыми плечами?
Племяшка лишь огорченно пожала плечами.
– Все, сходили в ресторан, съездили в Куршевель, приобщились к высшему обществу. – Я злобно сбросила туфли и забралась с ногами в глубокое кресло. – Иди, Юлька, чего тебе со мной тут пропадать? Хоть расскажешь потом.
Племяшка было дернулась к двери, но тут же, пристыженная собственной совестью, грустно плюхнулась в соседнее кресло:
– Нет уж, я тебя не брошу.
Мы синхронно вздыхали и шмыгали носами.
«Хорошо, что у меня сумку сперли, – думала я. – Хоть есть на что сослаться. А то и оправданий бы не было».
Марат позвонил вновь минут через десять.
– Дядя Маратик, простите, мы никуда не можем пойти, – залопотала Юлька. – Я вам не говорила, но у нас в Женеве сумка пропала, а там были наши зимние вещи, ну, шубки норковые, моя и Дашина. Поэтому мы тут совершенно голые, а сами понимаете, не можем же мы пойти в ресторан в лыжных костюмах. Хотели сегодня что-нибудь купить, да не успели. Весь день в фан-парке провели. То boardercross, то free riding, то tandem boarding.
Я грустно внимала Юлькиному вранью, проклиная собственное головотяпство: ну что бы нам сегодня не заглянуть в бутики? На маленькую норковую шубку денег бы наскребли.
