Совершенно счастливая Юлька пожирала Макса влюбленным взором, кокетничала и хихикала. Макс превзошел сам себя: травил анекдоты, сыпал шуточками и несколько раз под столом пытался погладить мое колено.
– Что делаем вечером? – поинтересовался он, влажно заглядывая мне в глаза, когда Юлька отлучилась по неотложной надобности.
– Идем на вечеринку.
– Даш, может, забьешь на свой бомонд? Погуляем, в баре посидим.
– Мне все равно, давай у Юльки спросим.
– А при чем тут Юлька? – удивился он. – Юлька пусть баиньки идет.
– Слушай, ты! – разъярилась я. – Ты что, думаешь, я не видела, как ты на горе ее облизывал?
– Даш, ты ревнуешь! – не спрашивая, утверждая, вынес радостный вердикт он.
– Да пошел ты! Ты себя вообще кем возомнил? Аленом Делоном? Или, может, Бельмондо?
– Неужели я такой страшный? – удивился Макс. – Все, Даш, обидеть норовишь.
– Короче, если ты не прекратишь свои дебильные ухаживания, ни меня, ни Юльку больше не увидишь. Понял?
– Понял, – согласился Макс. – Юлечка, пойдем в кино? – тут же обратился он к вернувшейся племяшке.
– В какое кино? – обалдела Юлька. – Тут что, кинотеатр есть? Не знала.
– Поищем, – ослепительно улыбнулся прилипала. – Ты знаешь, зачем люди в кинотеатры ходят?
– Зачем?
– Чтобы без помех целоваться!
– Все, Юлька, пошли, – поднялась я. – Нам надо отдохнуть перед вечеринкой.
– Даш, ты иди, – замялась племяшка, – а я потом.
– Нет уж, милая, – схватила я ее за руку. – Я за тебя отвечаю и одну не оставлю. К тому же, – я язвительно прищурилась в сторону улыбающегося Макса, – пока вы занимались фигурным катанием, я побывала на экскурсии. И точно знаю, что ни одного кинотеатра в Куршевеле нет.
– Жалко, – огорчился развратный балбес. – Будем искать.
– Что искать? – с надеждой уставилась на него моя глупая маленькая родственница.
– Место, где смогут уединиться два влюбленных сердца!
Если бы мы сейчас не находились на аристократическом курорте и если бы я не была так хорошо воспитана, я бы точно огрела этого придурка табуреткой по башке. Но. Подхватив Юльку под руку, я чуть ли не силком выволокла ее на улицу.
– Ну, Даша. – заныла племяшка.
– Цыц! – грозно ответила я. – Или я немедленно расскажу Галке, что вы делали в фан-парке.
– А ты видела? – насупилась Юлька.
– Не важно, – отозвалась я.
* * *
Лезирелевский савойский угол оказался ничуть не хуже соседнего альпийского сада. Такой же шикарный, стильный и уютный. Общество, искрившееся в «Le Coin Savoyard», представлялось уже почти родным. Будто одна огромная семья собралась на традиционный родственный ужин. Люди радостно обнимались и целовались, словно расстались не час назад на горе или не вчера вечером в клубе, а минимум лет десять назад.
Конечно, за это время очень многое могло произойти, потому и объятия были чрезмерными, и поцелуи затяжными. В московских клубах и ресторанах я такого единения не встречала. Нас с Юлькой это общее братание как-то миновало. С одной стороны, это радовало, а с другой – казалось несколько обидным: что мы, рыжие, что ли? Вчера, между прочим, маски-шоу пережили вместе со всеми.
– Вот, смотри, как раз два места свободных, – услышала я мерзкий сладенький голосок. – Дашенька, вы не будете против, если мы присоединимся к вашей компании? – Моя великосветская коллега покачивалась на высоченных шпильках, обмахиваясь изящным перламутровым веером.
– Конечно! – приглашающе улыбнулась я. – Будем рады!
Настроение испортилось мгновенно, будто в освещенной комнате вдруг вырубили свет. Прощай, приятный вечер, good bye, мечты и планы, аи revoir, свободные мужчины. Adieu! Farewell!
И тут я вспомнила.
Вообще-то, мне совершенно не свойственна мстительность. Но тут! Если я сейчас. то она тут же.
– Женя, вы информацию про Кицбюэль еще в газету не передавали?
– Обижаешь, Дашенька! Стоит на первой полосе в завтрашнем номере.
– Зря! – Я огорченно покачала головой. – Мой источник из австрийского кабинета официально опроверг эти сведения.
– Как? – Тонкие стрелочки бровей коллеги реактивно взлетели в безвоздушное пространство надо лбом.
– Вот так. Все утренние газеты выйдут с этим известием.
– Не может быть. – Коллега рвано побледнела и тут же пошла лиловыми пятнами. – Вы это точно знаете?
Я утвердительно кивнула.
– Сколько сейчас? – обозревательница воткнулась в свои сверкающие часики. – Твою мать! – громко выразилась она. – Уже печать идет! Вдруг успею? – Вскочила, чуть не сломав каблук, и унеслась, как ракета, в сторону лестницы.
– Куда это она? – хлопая глазами, поинтересовалась ее приятельница. – Случилось что?
– Случилось, – трагически вздохнула я. – Надо срочно снимать материал из номера.
– Успеет добежать?
– До России – вряд ли, а до телефона – если повезет. – Мое настроение приобрело ярко выраженный философский оттенок.
Коллега вернулась примерно через полчаса, злая, как черт, темная, как ночь, и встрепанная, как баба-яга.
– Ну, как? – изобразив на лице все сострадание мира, участливо поинтересовалась я.
– Никак! – хмуро отозвалась светская львица. – Тираж уже отгружают. Все, песец! Причем полный.
Подозвав официанта, она потребовала водки и тут же осушила целый стакан.
– Теперь надо еще и перед этими говнюками оправдываться. – Она показала сверкающим перстом на веселящийся люд. – Что скажу? Витька Роленберг сегодня от сделки с австрийцами отказался в знак протеста. Савосины уже залог за шале внесли, утром отозвали. – Она снова подозвала официанта, маханула еще стакан.
– Женечка, закуси, – придвинула бутерброд с икрой подруга.
– Да пошла ты! – махнула на нее веером уже изрядно окосевшая коллега. – Сама жри!.. Чего ж сказать-то, а? – Она горестно подперла щеку рукой. – Даш, придумайте, вы же умная!
– Скажите, что пошутили, – нашлась я. – Розыгрыш. Как вчера с ментами.
– Думаешь? – коллега оживилась. – Точно! Не только же этим скотам шутки шутить! – Она встала и, покачиваясь, побрела к дальнему столику.
– Что случилось-то? – вытаращилась на меня ее подруга. – Я Женечку такой ни разу не видела!
– Толком не знаю, – пожала плечами я. – Что-то по работе.
Юлька восторженно наблюдала весь этот спектакль, а потом двинула меня ногой.
– Дашка, а как на самом деле?
– Откуда я знаю? – тихо огрызнулась я. – Может, этого Козлограда и на свете-то нет.
