Я готова была прибить его. Растоптать! Утопить! Спалить! Короче, уничтожить.
– Даш, пойдем домой, – потянула меня за рукав Юлька.
– Нет уж, подожди! – мстительно произнесла я, направляя бесстрастное жерло телефона на развратный дуэт. – Сейчас мы их заснимем, а потом на первую полосу!
– Что? – внезапно обернулся к нам рыбий супруг. – Кого это вы собрались на первую полосу? Мою жену? Да вы вообще кто такие? Как тут оказались?
Он грубо схватил нас за локти и потащил прочь от млеющей в джазовых конвульсиях толпы.
– Ну? – мрачно уставился он на нас. – Последний раз спрашиваю: кто такие?
– Мы – журналисты! – храбро ляпнула Юлька.
– Журналисты? Папарацци? – взвыл казиношник. – Кто вас сюда провел? Это – частная вечеринка! Здесь запрещено снимать! А ну дай сюда! – Он требовательно протянул руку к мобильнику. – Охрана!
– Дядя Сема! – заверещала испуганная Юлька, к счастью разглядев у недалекого столика нашего веснушчатого ангела-хранителя.
– Что такое? – подошел олигарх.
– Семен, это кто? – по-прежнему цепко держа нас за локти, спросил защитник осетровых пород рыб.
– Как кто? – удивился милейший дядя Сема. – Ильдара Рашидова дети. Юлечка и Даша. А что такое? Чего ты их заграбастал? Отпусти малышек, им же больно! – И он разжал железные пальцы нашего обидчика.
Тот подозрительно переводил глаза с меня на Юльку и обратно.
– А зачем сказали, что журналисты?
– Пошутили, – пискнула племяшка.
– Какие журналисты, сдурел? – хмыкнул дядя Сема. – Журнал «Веселые картинки»!
– Вот именно, картинки, – кивнул казиношник. – Они Лизку снимали!
– Ничего не Лизку, – обиделась Юлька. – А нашего знакомого, который ее спас.
– Того чувака, что ли? – уже спокойнее сказал мучитель. – Ну, ладно. А слово «журналисты» на таких тусовках забудьте! Прибьют ненароком. Мы эту братию очень не любим!
– Почему? – обидевшись за свою профессию, гордо задрала подбородок я. – Вчера в ресторане полно журналистов было!
– По кочану, – ласково ответил казиношник. – Одно дело – ресторан, место общедоступное, и другое дело – частное пати. Тем более с присутствием таких людей. Скажу Ильдару, чтоб провел с вами воспитательную работу. Пойдем, Сем, тяпнем, что ли?
– Пойдем, – согласился наш вызволитель. – А вы, малышки, больше так не шутите, а то как бы беды не случилось. Альпы большие, снег долго не тает, найдут вас в виде подснежников где-нибудь в сентябре. Журналистки, надо ж додуматься!
Больше испытывать судьбу мы не стали. Тихонько собрались, выскользнули из «Русской сказки» и тут же сели в одну из машин, предназначенных для развоза гостей.
CORKSCREW (ДЕНЬ СЕДЬМОЙ)
Наступившее куршевельское утро оказалось неожиданно хмурым. Почему-то не было солнца, с серого неба сеялся странный мелкий песок – то ли снег, то ли дождь. Окрестности не сияли привычным радостным многоцветьем, а зябко кутались в какую-то сероватую кисею, прикрывая от глаз дальние вершины и ближние распадки.
Что нам говорил лыжный инструктор Витя? Что в Куршевеле 364 солнечных дня и лишь один из них – пасмурный? Значит, повезло. Этот единственный день и достался нам. В качестве последнего.
– Чем займемся? – спросила я у хмурой племяшки. – Чай-кофе-потанцуем?
– Пиво-водка-полежим, – в тон мне ответила находчивая девочка.
– Юлька, да выкинь ты этого придурка из головы! – поняла я причину Юлькиного настроения.
– Не могу, – всхлипнула племяшка. – Знаешь, что он мне говорил?
– Что?
– Ага, так я тебе и сказала! Это – личное.
– Ну и не говори, – согласилась я, дословно представляя себе все то, чем мог этот недоумок вскружить несмышленую племяшкину голову.
– Дашка, может, на склон пойдем? – вздохнула Юлька.
Я поняла, что, памятуя предыдущие дни, она надеется увидеть там своего Макса. Честно говоря, я тоже очень хотела его увидеть. Для того чтобы плюнуть в его наглую белобрысую физиономию!
Под страхом смерти я бы сейчас не призналась даже себе, что. элементарно его ревную. Именно так. И Юлькино личное горе было тут совершенно ни при чем! Вчерашняя картинка с олигархической Белугой не выходила у меня из головы. Но. Если бы он сейчас пришел, покаялся, склонил виноватую голову и тихо сказал, что делал все это ради того, чтобы заработать двадцать тысяч евро. Я бы его поняла, простила. И тогда бы.
А что – тогда? А Юлька? А ее первая любовь?
Хотя нет, уже не первая. Первая любовь у племяшки случилась года три назад к однокласснику Митьке, раздолбаю и двоечнику, которого родители от греха подальше сплавили в закрытый швейцарский пансион. Значит, кое-какой негативный опыт у племяшки имеется, все легче.
А с другой стороны, что мы с Максом станем свои отношения афишировать? Зачем? Не дети же! Тем более что приезжать ко мне в Москву он будет не часто, только на выходные. Так вполне можно и до свадьбы потянуть. А там Юлька в кого-нибудь другого влюбится. Зачем ей Макс? Не пара! И потом, Ильдар свою единственную наследницу за нищего никогда не отдаст.
– Да, Юлька, пойдем, – ласково улыбнулась я племяннице. – Последний день мы с тобой должны провести среди снегов и елок! И накататься до одури!
– На сноубордах? – с надеждой спросила Юлька.
– И на них тоже! Но сначала – лыжи. Сколько занятий с инструктором у нас оплачено? Пять? А мы сколько раз ходили? Один? Вот и пошли. Пусть нас этому. авальману поучит!
Увы, приятный во всех отношениях инструктор Витя оказался выходным. Нам дали грубоватую смуглую девицу-австрийку, которая и по-английски, и по-французски говорила одинаково плохо. Промучившись полчаса и не найдя общего языка, мы сделали ей ручкой и стали кататься сами. Народу на склонах было немного, вероятно, из-за погоды. Знакомых мы не встретили вовсе, поэтому немножко поездили по низким горкам, отрабатывая устойчивость хода, покатались на подъемниках, в надежде найти хоть какую-то компанию, пару раз выпили в барах кофе и горячего шоколада.
– Может, в фан-парк? – с надеждой спросила Юлька.
– Пойдем! – сделала благородный жест я.
У бордеров было гораздо оживленнее, чем на лыжнях, но и тут наблюдалась какая-то заторможенность: ни криков, ни хохота. Поэтому мы не стали брать напрокат доски и ботинки, а пошли на своих лыжах по кромке впадины. Не признаваясь друг другу, высматривали мы одно и то же – Макса.
Пару раз показалось, что нашли, костюм весьма подходил по цвету, но райдер проносился мимо, и выяснялось, что это – совсем чужой человек. Юлька окончательно сникла и уже едва переставляла палки. Бесконечное взглядывание на дисплей мобильника тоже не утешало – ни звонков, ни эсэмэсок. Словом, прощальное катание на альпийских склонах проходило тоскливо и безрадостно.
