– Цветы, – предположила я.
– От кого?
Я задумалась. Действительно, от кого? От Тимура? В знак раскаяния? От влюбленного брата норвежского короля? А может… Ефрамович понял, что перегнул палку, и решил помириться? Тем более что он сегодня меня в Канн приглашал.
Макс тем временем колдовал над коробкой. Водрузив ее на стол и отогнав меня в дальний угол, он ее осторожно обстукивал, обнюхивал, разве что не облизывал. Извлек из кармана что-то длинненькое, типа ручки, с лампочкой на конце, и долго этим водил по посылке, обследуя грани, дно, верхушку. Видимо, экспертиза его несколько успокоила. Мне было разрешено выйти из угла на свет и даже немного приблизиться к столу. Правда, на всякий случай Макс приказал мне закутаться в одеяло.
– Чего там? – испуганным шепотом спросила я. – Бомба?
– Не похоже, – отрывисто ответил опер. – Скорее, что-то нетрадиционное.
– Полоний… – обреченно поняла я.
– Заткнись, – посоветовал Макс. – Откуда в Монако – полоний?
– На яхте привезли, – быстро предположила я.
– На яхте? – он задумался. – А что… Вполне. Вряд ли судно на радиацию проверяют… – И что? – я всхлипнула. – Все? А как же Митя? А Юлька?
– При чем тут Юлька? – воззрился на меня Макс.
– Как же! Ты ведь тоже теперь умрешь…
– Ну, нет! – Макс сдернул с меня одеяло, набросил на посылку. Достал телефон. – Я у Даши в отеле. Срочно приезжай. Форс-мажор. Да, чемоданчик захвати. Жду.
– Кому это ты звонил? – ревниво спросила я.
– Сейчас узнаешь. Кофе закажи. А вообще-то нет, не стоит пока. Душ, что ли, принять? Черт, и чистой рубахи с собой нет.
– Ты что, на тот свет собрался? – похолодела я, мгновенно вспомнив, что русские офицеры перед смертью непременно облачались в чистую одежду. – Мне тоже переодеться?
– Давай, – согласился Макс. – Во вчерашний балахон. Хоть какая-то зацепка для полиции будет.
Он ушел в душ, я сидела на кровати, закутавшись в белоснежное покрывало, как в саван, и ревела. Почему-то особенно обидно было умирать сейчас, когда все только-только начало налаживаться. Интересно, если в посылке полоний и мы уже облучились, то сколько мне еще осталось? День-два? Тогда я вполне успею написать предсмертный репортаж и в нем рассказать все, что видела и испытала вчера. Пусть я умру, но это будет ненапрасная смерть! За публикацию моих прощальных записок станут бороться все крупнейшие издательства мира! И гонорар наверняка зашкалит за миллион. Кто из моих коллег сможет похвастаться таким материалом? Меня будут показывать по всем телеканалам, брать интервью, приглашать на самые знаменитые ток-шоу. И тогда корону принцессы получит не какая-то малоизвестная русская особа, а всемирно признанная журналистка, которая не побоялась провести собственное расследование. Вполне может быть, что обо мне снимут целый фильм. И я, скромно появляясь в кадре, скажу, что на моем месте так поступил бы каждый честный журналист.
Стоп, вдруг оборвала себя я. Но ведь и фильм, и гонорары – все это может быть только посмертным? И ничего этого сама я уже не увижу?
И тут я разревелась в голос. С подвыванием и судорожными всхлипами. Выскочил из душа испуганный Максим, а я и объяснить толком ничего не могу. Да и как объяснишь собственное оплакивание? Разве бездушный майор, втянувший меня в эту аферу, способен понять движения моей исстрадавшейся души? Оттолкнув его руки, я рванула в ванную и заперлась изнутри.
Через некоторое время я вышла, немного успокоившись и решив принять все испытания, в том числе и смерть, с гордо поднятой головой. В номере уже находился Рене. На полу стоял раскрытый чемоданчик со множеством каких-то приборов, которые мигали, пульсировали, щелкали. Мужчины сосредоточенно занимались каким-то непонятным мне делом: Макс с оранжевой штукой, очень похожей на морковку, кружил вокруг стола, постепенно сужая сферу охвата, а Рене внимательно наблюдал за приборами, перещелкивая какими-то кнопками.
– Ничего не понимаю, – смахнул пот со лба Макс. – Все чисто.
– Похоже на то, – согласился Рене.
– Вскроем?
– Давай.
Макс еще раз поводил морковкой вокруг посылки, отложил ее в сторону и осторожно стал снимать с коробки прозрачную пленку.
Высвобожденный из оков, картонный ящик выглядел совершенно невинно. В такой могли упаковать обувь, нижнее белье, конфеты, китайскую еду, да все, что угодно!
– Ну? – Макс примерился и одним стремительным движением сорвал крышку. Сунул нос в посылку и вдруг дико, гомерически, расхохотался. – Блин! Ну, сволочи! Ну, фанаты!
Он бухнулся на кровать и, задрав ноги к потолку, задергался в припадке неудержимого ржанья.
– Что? – вытянула шею я.
Оторопевший Рене, сменивший у стола Макса, с лицом изумленного олигофрена вытаскивал из коробки что-то светлое, непонятной формы. Когда он приподнял содержимое над столом и оно расправилось на весу…
– Корсет… – пришел черед моему изумлению. – Мой корсет. Откуда?
– Ну, Дашка, ну, удружила, – продолжал закатываться в истерике Макс, суча в воздухе длинными ногами. – Она его вчера на балу выбросила, – пояснил он тупо разглядывающему орудие красоты коллеге.
– Выбросила? Зачем?
– Жить мешал, – хрюкал от радости русский опер. – В туалете оставила. В каморке прислуги.
– Нет, – возмутилась явной лжи я. – Мне его потом отдали, и я запихала его под лимузин, чтобы Тимур не увидел.
– Под лимузин? – удивленно переспросил Рене. – Тогда все ясно. В Монако везде установлены видеокамеры, которые работают круглосуточно. У Альбера пунктик на тотальной безопасности. Видно, кто-то из секьюрити видел, как ты прятала пакет под автомобиль. Странно, что тебя не задержали! По всему, должны были.
– А мы на яхту уплыли, – объяснила я тот факт, что до сих пор нахожусь на свободе.
– Не важно. И с яхты бы достали. Тут, знаешь, какая система связи! Все выезды из княжества перекрываются в течение пары минут. Скорее всего, просто очень быстро определили, что это – не теракт.
Я с благодарностью вспомнила охранника, с которым судьба свела меня дважды. Видимо, именно он и успокоил остальных, достав из-под лимузина мой пакет.
– А как они узнали, что я – это я? И что я живу здесь?
– Даша… – Макс и Рене протянули это одновременно и одинаково укоризненно.
Я почувствовала себя полной дурой. Хотя, с другой стороны, мне льстила такая известность. Как там говорят? Популярность никогда не бывает лишней? Вот именно!
– Так за мной что, следили? – честное слово, я почувствовала себя по меньшей мере эстрадной дивой, за которой толпами шляются вездесущие папарацци. По меньшей мере!
– Конечно, – спокойно пожал плечами Рене. – Тут за всеми следят. Как ты думаешь, один полицейский на каждые семьдесят пять человек! Здесь самые строгие приговоры за правонарушения. Не разгуляешься. Зато Монако – единственное место на земле, где драгоценности свободно носят на улицах, а не хранят в сейфах.
