Часть ее сознания действовала автоматически, без участия
воли, и она ощущала, как что-то меняется в ее мозгу, в самой ее душе. Принцесса
перестала отвергать изменения, происходившие в ней с чужеродным волшебством.
Прошло несколько мгновений — а может быть, секунд — или часов? — и Эрини
смирилась с переменами. Ее восприятие мира ширилось и разрасталось, пока она не
почувствовала, что она сама и есть все Драконье царство, что в нее вмещаются
огромный восточный континент, южные материки, острова, океаны… весь мир.
Исполнение воли Сумрака превратилось во что-то
незначительное, второстепенное, занимающее лишь малую толику ее внимания. Она
видела, ощущала все события, всех людей своего мира. И внимание Эрини
непроизвольно обратилось к Талаку.
Все предстало перед ней как в реальности. Драконы подошли к
городу на расстояние полета стрелы. Принцесса получила представление о том,
сколько времени прошло — солнце стояло высоко. Похоже, враги уже обменялись
первыми ударами. Между ордами Короля-Дракона и городскими стенами лежали
мертвые драконы, а поселения у северной стены превратились в руины и пепел.
Их обитатели, вспомнила Эрини, были выведены в город еще до
ее похищения. Город тоже пострадал. Нападение с воздуха, подсказала ей какая-то
частица памяти голосом умершего семь лет назад дедушки, генерала-консорта при
ее бабушке-королеве. Эрини взглянула на драконов. В них есть что-то магическое.
Меликард. Она по-прежнему видела весь мир одновременно, но
образ короля занял главное место. Он в тронном зале, отдает приказы, поглощен
битвой. Среди его людей есть раненые, темная мерзкая жидкость стекает по одной
из стен. Эрини запоздало заметила небо, просвечивающее сквозь потолок, — дракон
прорвался сквозь их оборону и снес часть крыши. Однако магическая защита Талака
— Эрини и не слышала о ней раньше — была восстановлена и даже укреплена. Победа
над Талаком достанется Серебряному Дракону дорогой ценой.
Победа над Талаком. Городу не вырваться из когтей дракона.
Рано или поздно Король-Дракон ворвется в Талак и устроит там бойню. Большинство
горожан погибнет, как в Мито Пике.
Две магии уже почти слились воедино. Загадочное видение
предстало перед Эрини — загадочное и тревожное. Принцесса, с легкостью
вобравшая в себя собственный мир, теперь не понимала, что перед ней. Примерно так
она видела мир, когда появлялся спектр. Словно два образа положились друг на
друга. Сравнение получилось удачным, но вряд ли оно помогало понять, что
наложилось поверх Драконьего царства и остальной части ее мира.
Там, где была степь, выросли горы. Моря и реки текли на
месте непроходимых лесов. На месте Талака стоял другой город, поменьше
размером, но выше вздымающийся в небо, башни-зиккураты стояли вперемешку со
странными витыми башнями со шпилями на вершинах. Это был и тот же мир, и
совершенно иной.
Хотя Эрини чувствовала, что здесь есть жизнь, что-то
предостерегало ее от поисков обитателей этого мира. И она повернула внутренний
взор к другому зачаровывающему зрелищу — к небесам. Прекрасное голубое небо ее
мира стало темно-зеленым. Но не о зелени распускающейся листвы напомнил Эрини
этот цвет, а о распаде. О гибели. Этот мир загнил и разлагается уже тысячи лет.
Мир, который враады бросили ради Драконьего царства. Мир,
который они довели до распада и тления.
Вот что за мощь нес в себе Сумрак
Мысли Эрини помимо ее воли обратились к самому волшебнику.
Он стоял перед ней на коленях, восхищенно любуясь результатами своих
заклинаний, готовясь принять в себя плоды ее вынужденных усилий. К своему
ужасу, принцесса рассмотрела в нем то, о чем он вряд ли знал сам. Не тысячи его
перевоплощений, а то, что извращенная магия сотворила с ним за эти тысячелетия.
Сумрак был далек от цельности; мир, куда сбежал его народ, оставил на нем свои
неизгладимые следы. Его разум был в худшем состоянии, чем до перерождений, но
волшебник не желал этого замечать.
Ее поразили скрытые возможности Сумрака. Принцесса поняла,
что он всегда сдерживал себя. Волшебник в капюшоне был в состоянии, например,
разрушить Тиберийские Горы. Сумрак намекал на почти богоравное могущество своего
народа, но действительность оказалась еще ужасней. Одно лишь желание достичь
бессмертия сдерживало его безумие, способное сокрушить все Драконье царство.
Оно да еще крохотное сомнение (чувство вины, поправила себя Эрини) в разумности
собственных поступков. В волшебнике было больше доброго, чем он сам подозревал.
Немало доброты было в нем и раньше. Воспоминания сыграли с ним дурную шутку.
«Это станет еще одним перерождением, не больше, — поняла Эрини. — Сумрак не
сможет исправить прежней ошибки, а только еще глубже в ней увязнет». Что
случится, когда его сила возрастет тысячекратно? Эрини почувствовала, что ее
восприятие продолжает расширяться. Скоро она перестанет быть частью этого мира
в истинном смысле этого слова. Эрини не вернется ни в какую материальную форму.
Сумрак получит власть над силами, ту власть, к которой так стремится, но
потеряет сосуд, в котором смешиваются эти силы.
Все, что осталось от сущности Эрини, противилось такой
участи, но ей нечем было сражаться. Она не могла сосредоточиться, чтобы обрести
даже прежние скромные способности — да и что бы это ей дало? Для Сумрака
отразить любое нападение на магическом уровне так же легко, как сдуть пылинку с
рукава.
Эрини почувствовала, что ее сознание начинает дробиться на
части. Ее задача почти выполнена, но ей не суждено увидеть результат. Силы,
расчленяющие ее сознание, слишком велики.
Она подумала о Меликарде, которого больше никому не вытянуть
из той пучины мрака, в которой он жил до ее появления и куда неизбежно
погрузится вновь. Образ короля, отдающего приказы адъютантам в тронном зале,
вспыхнул перед ее глазами. Затем Меликарда вытеснили король и королева
Гордаг-Аи. Ее родители никогда не узнают, какая участь постигла их дочь.
Наконец, Эрини подумала о Темном Коне, которого знала так недолго, но успела
полюбить.
Эрини?
Образ Темного Коня стал отчетливей. Черный Призрак в
растерянности стоял среди заснеженной бесплодной равнины — похоже, это были
Северные Пустоши. Темный Конь склонил голову набок, словно прислушиваясь к
чему-то.
Эрини!
Неужели он учуял ее? Но Эрини уже было все равно. Лишь из-за
связи между ними она дала ему знать о своем присутствии.
Да. Он почуял ее.
Эрини! Где ты?
Где она? Правильней всего было бы ответить везде.
Впрочем, она понимала, о чем спрашивает Конь-Призрак. Он
хочет знать, где находится ее тело.
