Ясно, Жук мог начертить точнейшую карту Мертвого Города.
Человекопес привел Бесшабашного. Он связал пленнику руки за спиной и по приказу Высочества накинул дополнительно петлю на шею. Луи все еще порядком злился на Бесшабашного за то, что тот позволил себе поставить под сомнение его таланты в охоте за сокровищами.
– Запереть его в карете! – приказал он и принялся тереть красные глаза.
Человекопес повиновался с куда большей готовностью, нежели водяной. Он не упускал возможности обойтись с пленником еще хуже, чем со своими псами. Здесь – мимоходом пинок, там – локтем по ребрам, тут – удар прикладом ружья. Вот и сейчас человекопес так грубо толкнул его к карете, что Бесшабашный в кровь разбил себе лицо. Нельзя было не заметить, что Луи этой сценой залюбовался.
– Ну к чему? – накинулся на него Неррон. – От него есть прок, только пока он жив. Сколько раз мне еще объяснять?
Улыбка Высочества была зеленой от жабьей икры.
– Мне ничего объяснять не надо, гоил, – рявкнул он. – Я уже сыт по горло твоими объяснениями.
Неррон ощутил дуло пистолета, приставленное к спине. Судя по высоте, в позвоночник ему целился Лелу.
– Я уже сто раз говорил отцу! Всех гоилов следовало бы бросить в огонь поджариваться, пока не лопнет их каменная кожа. Но вот беда, старик вас боится! – Луи с презрением скривил рот. – Лелу говорит, ты каждую ночь точишь лясы с Бесшабашным и подозрительно любезен с ним. Но меня не проведешь. Что у тебя на уме? Не сговорились ли вы пополам провернуть все дело, а арбалет потом сообща продать Альбиону?
Человекопес рывком завел Неррону руки за спину, а Молоко-На-Губах навел пистолет на водяного. Кухонный работник был так же глуп, как и могуч, но при этом на удивление хорошо стрелял.
Луи скользнул по Неррону взглядом, в котором сквозила не только вся спесь его происхождения, но и упрямство семнадцатилетнего, к тому же считавшего себя бессмертным. Опасная смесь.
– Я найду арбалет для моего отца, – провозгласил он, а Человекопес тем временем крепко затянул Неррону веревки, словно хотел, чтобы каменная кожа гоила пошла трещинами. – И Альбион наконец перестанет делать вид, будто весь мир принадлежит ему. Но прежде по заслугам получат гоилы.
Ох, как бы все упростилось, если бы Неррон прикончил этого наследничка, а заодно и его учителишку прямо в Виенне.
Твое отвращение к убийству, Неррон, становится обременительным.
– Кто все это затеял? – Собственную ярость он ощущал, словно кровь на языке. – Лелу?
Жук польщенно покраснел:
– Ну что вы, что вы! Этот план полностью принадлежит его высочеству. – Он одарил Луи нервической улыбочкой. – Он еще не слишком опытен в охоте за сокровищами, но справедливо указал на то обстоятельство, что мы ищем оружие его предка. Я всего-навсего умолил его до поры не убивать вас с Бесшабашным, так как…
– …Так как нам еще предстоит выудить из вас, что вам известно по поводу… – человекопес оскалил зубы, такие же желтые, как и у его подопечных, – …исчезнувшего дворца… по поводу арбалета. И всем этим… по указанию принца займусь я. – Он обратил к Луи свою смиренную улыбку и отвесил неуклюжий поклон. – Собственно, обычно-то у нас водяной такими делами занимается, – добавил он, – но принц очень правильно сказал, что чешуйчатой морде можно доверять не больше, чем каменной.
– Ну будет, будет. И чего ты ему все это рассказываешь? – Луи сунул щепотку эльфовой пыльцы себе в нос. Запасы в его седельной сумке были поистине неисчерпаемыми. – Прежде всего надо отобрать у лисицы сердце. Запри гоила с Бесшабашным в карете.
Связать водяного им оказалось под силу только втроем. Они прикрутили его к колесу, как прежде Бесшабашного, а Неррона человекопес потащил дальше к карете.
– Принц верно говорит, гоил! – прорычал он ему на ухо, перед тем как захлопнуть за ним дверь. – Вас всех надобно бросить в огонь. Вот времечко настанет, когда он сядет на трон!
– Приведи-ка лошадей! – услышал Неррон голос Луи.
Принц уже еле ворочал языком.
Бесшабашный лежал на одной из скамеек, лицо его распухло от удара о стенку кареты.
– Это в твой план не входило, да? – поинтересовался он.
56. Гнев великанцев
И вот они на месте. Лиска шарахнулась от изгороди, выстроенной крестьянами, чтобы скот не заблудился среди заколдованных руин. Ветер, налетавший с мертвых улиц, бросал ей лед и град в лицо. Беда. Все вокруг вписывало это слово в ночь.
Людей, взобравшихся на заброшенную караульную вышку, Лиска уже видела за ведьминым сараем, но, когда они подошли ближе, она заметила, что гоила с ними нет. Как и Джекоба.
– Спокойно! – шепнул ей Валиант. – Это еще ничего не значит. Ровным счетом ничего.
Но Лиске казалось, что в сердце ей врезаются железные оковы.
Его с ними не было.
Они убили его!
Да нет же, Лисонька, нет.
Четверо. До зубов вооружены. Недоставало, правда, и водяного, зато при них имелись легавые, и Лиска порадовалась, что она не в лисьей шкуре. Один из чужаков был еще совсем юноша, другой едва ли выше ростом, чем Валиант. Луи Лотарингского Лиска узнала по портретам. Хотя на них он смотрелся значительно эффектнее. До Лиски донесся запах эльфовой пыльцы и жабьей икры, и вот уже принц осадил лошадь всего в нескольких шагах от нее.
– А ты никак лисицей будешь? – Полувопрос, полуутверждение. Голос Луи был таким же неприятным, как и его лицо. – Что, карлик единственное подкрепление, которое тебе удалось раздобыть?
Псарь издал лающий смешок.
Валиант обратил к Луи свою снисходительную улыбку. Для всякого карлика это и проклятие, и благословение одновременно – быть недооцененным вследствие своего роста.
– Эвенауг Валиант. С кем имею честь?
Отодвигая полу камзола, чтобы обнажить покрытый драгоценными камнями набалдашник сабли, Луи слегка покачнулся в седле.
– Луи-Филипп-Шарль-Ролан, кронпринц Лотарингский.
– Потрясающе! – ответствовал Валиант. – Но мы, карлики, – приверженцы демократии. Надеюсь, вы не примете это на счет вашего высочества. А помимо всего прочего, – он поискал глазами у принца за спиной, – о встрече мы, собственно, договаривались с гоилом.
Легавые внимательно следили за лисицей. Изменчивым обликом их не так легко провести, как людей.
– Где Джекоб? – спросила Лиса.
Она клятвенно пообещала карлику не вмешиваться, однако не могла больше терпеть неизвестность.
Принц воззрился на нее со смесью отвращения и вожделения, знакомой каждой женщине-оборотню.
– Где сердце? – рявкнул он вместо ответа. – Готов поспорить, ты прячешь его под платьем, как и твою лисью шкуру.
