– Вик, ты следишь за показаниями дескана? – спросил Орсон.
– Да, конечно.
– Ну и как?
Осипов на всякий случай бросил взгляд на дисплей прибора, закрепленного на запястье:
– Без изменений.
– Меня беспокоит пакаль с лысой головой, о котором говорил Измаил.
– В каком смысле?
– Ну, если помнишь, Игорь в свое время угодил в ловушку, просто поставив ногу рядом со спрятанным в полу пакалем.
– А Док, помнится, угодил в ловушку, сунувшись туда, куда ему не велено было ходить, – не удержался от ответного выпада Камохин.
– Не забывай, что я сам нашел из нее выход, – тут же парировал англичанин. – Тебя же нам пришлось вытаскивать буквально из пасти псевдокрокодила!
Камохин только хмыкнул. Крыть ему был нечем.
Внезапно шедший впереди Брейгель резко остановился и вскинул руку в предупреждающем жесте.
Камохин тут же положил руку на автомат.
– Все в порядке, – сказал Брейгель. – Здесь спуск вниз.
– Как это – вниз?
Камохин сделал шаг вперед.
Его тут же оттеснил в сторону Орсон:
– Пропустите специалиста!
В трех шагах от того места, где остановился стрелок, проход резко, почти отвесно, уходил вниз. Будто водяная горка в аквапарке. И киберпауки дружной гурьбой скатывались по этой горке вниз.
– Нам же нужно наверх!
Камохин был раздосадован и одновременно возмущен до глубины души. Такого подвоха со стороны киберпауков он никак не ожидал. Вместо того чтобы вывести квестеров к логову бомжей, нелепые кибертвари решили завести их в самые глубины мусорной свалки.
– Ты только представь, какие удивительные открытия ждут нас на глубине начала прошлого века, – ехидно прищурившись, посмотрел на стрелка Орсон.
– Я не собирался опускаться так низко, – сказал Камохин.
– Мне непонятно, зачем пауки-то спускаются вниз? – Брейгель посветил на зияющее в полу отверстие. – Им ведь нужно наверх.
– Если исходить из того, что они заняты возведением статуи, – заметил Орсон.
– И если быть уверенным в том, что низ, как и прежде, находится внизу, а верх – наверху, – добавил Осипов.
– Ты хочешь сказать, что для того, чтобы подняться наверх, нам нужно спуститься вниз? – уточнил на всякий случай Камохин. Хотя идея и без того была ясна.
– Не вижу никаких противоречий, – улыбнулся Осипов.
– Согласен. – Брейгель скинул с плеч рюкзак и вытащил из него моток веревки. – Держи крепче, – кинул он веревку Камохину. – Я спущусь и выясню, куда ведет этот ход – вверх или вниз.
– Каким образом? – поинтересовался Орсон.
– Займусь изучением артефактов, Док, – заговорщицки подмигнул ему Брейгель.
Камохин протянул веревку позади спины, перехватил правой кистью и обернул вокруг левого плеча. Брейгель подошел к самому краю спуска и кинул конец веревки вниз.
– Я думаю, там неглубоко, – сказал он.
– Почему ты так думаешь? – удивился Осипов.
– Предчувствие, – пожал плечами стрелок.
Он пропустил веревку между ног, обвел ею правое бедро, кинул через грудь за левое плечо и перехватил за спиной правой рукой. Из всей поклажи при нем остались только фонарь и автомат.
– Ну, я пошел.
Брейгель подошел к краю провала и прыгнул вниз.
Поначалу это был почти вертикальный колодец, ствол которого имел лишь едва заметный уклон в ту же сторону, куда поначалу, до того как упереться в стенку, вел оставшийся наверху проход. Придерживая веревку правой рукой, Брейгель спускался не торопясь, то и дело светя фонарем вниз. Вскоре спуск стал более пологим. Уклон составлял не более сорока пяти градусов. Если бы не торчащие отовсюду обломки предметов, когда-то составлявших часть людского быта, а затем пришедших в негодность и выброшенных на свалку, по наклонному желобу можно было бы ехать, как по горке. Бежать же вниз, придерживаясь за веревку, мешал низкий потолок. В какой-то момент у Брейгеля и вовсе возникло опасение, что вскоре ему придется ползком пробираться вперед. По счастью, этого не случилось. Как только пол вновь приобрел горизонтальную направленность, потолок поднялся на обычную для него высоту – такую, что можно было идти, не пригибая голову.
Брейгель бросил веревку и осмотрелся.
Киберпауков вокруг было множество. А более – ничего необычного. И ни малейших признаков того, что кто-то здесь недавно побывал. Либо здесь действительно никогда не ступала нога человека, либо киберпауки тщательно прибирали за теми, кто здесь проходил.
Хотя, если подумать, кому может прийти в голову сюда забраться?
Зачем?
Глядя на стены, сложенные из поломанных, давно никому не нужных вещей, Брейгель подумал, что так, наверное, будет выглядеть мир после того, как люди исчезнут. Раз и навсегда. С людьми такое порой случается. Люди вообще очень странные существа. Они вдруг могут заняться разработкой оружия самоуничтожения. А может быть, начнут отравлять среду собственного обитания. Или придумают еще что-нибудь себе на погибель. Что-то есть такое в человеческой натуре, что не дает им жить спокойно, в мире и согласии друг с другом. Почему-то непременно находятся среди людей такие, которым непременно нужно карабкаться наверх, ступая при этом по спинам и головам других. И все ради того, чтобы потом сорваться, упасть и свернуть себе шею.
– Я-ан! – протяжно прозвучало, будто соскользнуло сверху.
– Порядок! Я внизу! – отозвался Брейгель.
– Ну, и как там?
– Сейчас разберусь.
Брейгель подошел к стене и принялся водить по ней лучом света, пытаясь найти что-нибудь, что могло бы подсказать, в каком примерно году формировался уровень свалки, на котором он сейчас находился. Как назло, на глаза не попадалось ничего толкового. Ни книг, ни газет, ни почтовых конвертов. В те времена ведь еще посылали письма. Настоящие письма в конвертах. На которые ставили почтовые штемпели с датой отправки. Наконец он заметил уголок какой-то бумажки, осторожно ухватился за него и потянул.
В руке у него оказалась старая, не пожелтевшая даже, а ставшая коричневой фотография. На снимке довольно миловидная девушка, лет двадцати пяти. Улыбающаяся, с короткой стрижкой. Интересно, сколько ей сейчас лет? И жива ли она вообще? Сколько ведь всего произошло с того дня, как фотограф запечатлел ее на этом снимке. На обратной стороне надпись чернилами: «Андрюше от Марины». А дату поставить Марина, конечно, позабыла. Или почему-то намеренно не стала это делать.
Брейгель покрутил фотографию в руке и, не зная, что с ней делать, сунул в карман. Ему казалось, что будет неправильно просто кинуть снимок на пол. Нельзя было так поступить с запечатленным на бумаге крошечным фрагментом чьей-то жизни. Хотя кто-то в свое время уже выкинул его в мусор. Но у него, наверное, были на то причины.
