– А еще что? – Архиепископ Пимен, в полном облачении, с белым клобуком на голове мерно расхаживал от стены к стене возле скромно накрытого на этот раз стола. Токмо малина, мед и яблоки. Правда, кувшин с вином все же был, и Басарга налил себе полный кубок. Ему просто хотелось пить.
– Не слушает. Его наконец-то донимать перестали с его обителью самовольной, вот и радуется. Токмо-токмо дух перевел после прежних попреков. Нет, святой отец, ныне его супротив Филиппа не подвигнуть. Да и простыми попреками не обойтись. Надобно вину найти куда более тяжкую.
– Мздоимство! – вскинул голову Андрей Басманов.
– О воровстве игумена соловецкого я государю не один год сказывал, – повернулся к нему Басарга. – И видишь, чем сие завершилось?
– Что же тогда?
– Государя супротив Филиппа не настроить, – уверенно произнес подьячий. – Ему ныне в митрополите все нравится. А вот если самого Филиппа… Коли митрополит начнет Иоанна упреками изводить по примеру архиереев прочих, терпение царя кончится быстро. А еще лучше, коли не просто попрекнет мелочами всякими, а серьезно вмешается. Такого царь не простит.
– Кто настраивать будет? – остановился Пимен. – На Филиппа-выскочку все епископы с презрением смотрят. И он, знамо, тоже никому не верит.
– Тут я не советчик, – развел руками Басарга. – И не помощник. Иоанн повелел мне опять на Студеное море возвертаться. С податями там о прошлую зиму беда приключилась. Ныне надобно менять все, сборщиков царских назначать, распределять, какая волость куда и сколько платить должна, недоимки пересчитывать, новые книги учетные заверять. Надолго сие. Коли при дворе появляться стану, то на денек-другой. Однако же супротив Филиппа завсегда на меня положиться сможете…
Он поклонился и ушел.
* * *
И снова зажурчала вода под носом струга, унося опричника и его побратимов в далекие двинские земли. Два дня по Волге, полдня по Шексне. Волок, Сухона, три дня вниз по течению – и вот она, Двина!
– Просторы-то какие! – мечтательно произнес Илья Булданин, сидя на носу со свешенными вниз, к воде, босыми ногами. – Сколько земли! Сколько леса! Сплошное богатство!
– Богатства много, людей мало, – ответил ему Басарга, сидящий на борту. – А пахоты еще меньше. Так что вы на хлеб и репу с капустой не очень-то рассчитывайте. Больше на садки и тони упор делайте.
– Так людей и подвезти сюда можно, – ответил Тимофей Заболоцкий. – У меня вон, в старом наделе, чуть не на головах друг у друга сидят!
– Сюда сколько ни привези, все едино мало, – рассмеялся подьячий. – Ты по сторонам-то посмотри!
– Да уж, по деревне в час, – согласился Софоний. – Дома-то, смотрю, у всех крепкие, не халупы.
– Давеча датчанина возил, он чуть умом от вольготности нашей не тронулся, – припомнил Басарга. – Что до смердов переселенных, так все едино рыбу есть вкуснее, поташ и смола доходу поболее хлеба приносят, а земля – песок.
– А ты откель столько про наши уделы знаешь? – заинтересовался Тимофей.
– А вы еще не догадались? – Софоний, растянувшись на крыше каюты, закинул руки за голову. – Государь сотворил ровно то, о чем я вам сказывал. Токмо не снес головы наши, а на край земли откатил. И жалованные грамоты его нам заместо топора. От наделов сих до города ближайшего ден пять пути. А от городов стольных – так и вовсе с полмесяца, да на перекладных, да по крепкому зимнику. Летом же, полагаю, и вовсе не выбраться. Что скажешь, Басарга? Верно мыслю?
– Струги, вам, друзья, покупать надобно, – посоветовал подьячий. – Без них и вправду в иной сезон, кроме зимы, не выбраться. Зато на лодке куда быстрее, нежели верхом, путешествовать можно.
– Нет, постой, – перебил его Тимофей. – Ты так и не сказал, откель про землю, про пашню на уделах наших знаешь?
– Так ведь государь не просто так уделы нам всем нарезал, – ответил Басарга. – Они все напротив моего нынешнего, на другом берегу Двины. Нешто я земли своей не знаю? Песок там, други. Сильно не запашешься, соха провалится. Да и вода вся в дожди вниз сразу уходит, словно в решето.
– Постойте, – встрепенувшись, перебрался с носа ближе к корме Илья Булданин. – Так выходит, у нас у всех теперь уделы бок о бок будут?
– Да, – кивнул подьячий.
– И мы хоть на службе, хоть по домам все едино вместе останемся?
– Да.
– Так ведь это здорово, побратимы! – вскинул он руки. – И где наша братчина?
– В Москве… – отозвался сверху Софоний.
– Нет, други! Братчина – это мы!
Еще больше бояре повеселели, когда наконец-то увидели свои поместья вживую. Десятки верст земли, широкие полноводные реки, густые нехоженые леса, где толстенные многовековые деревья стоят вплотную друг к другу, сплетаясь корнями и кронами. Деревень каждому досталось всего по три-четыре, по пятку дворов в каждой, – но помещики уже вовсю строили планы переселить часть семей из прежних мест, сманить у соседей, выкупить из числа пленных литовцев или ляхов, благо смердов во время каждого набега уводили от врага сотнями.
Басарга усмехался, но помалкивал: он все это проходил несколько лет назад. Богатые здешние земли, щедрые. Да токмо вот обитателей срединных земель отчего-то пугают. Не уходят сюда крестьяне, как ни мани. Родная пашенка им хоть и мала, да привычна. Да и полонянина купить не так-то просто. Их много, пока ненадобны. А как нужда появилась, глядишь – а по всему порубежью уже давно мир установился. Однако одно его побратимы решили верно: строиться надобно; печи класть, пока тепло. Дабы потом было куда семьи привозить.
Строителей найти можно было только в Ваге – туда боярин Леонтьев побратимов и отвез, там и оставил. У артельщиков здешних у всех свои лодки имеются – и приедут, и заказчика отвезут. Ему же надобно в Холмогоры ехать, подати на сборщика переводить. Служба.
На только что тесном, как крынка с огурцами, струге стало вольготно и даже пусто. У Басарги появилась мысль завернуть к себе и взять в поездку несколько холопов. Посмотреть, чему научиться успели, пока он весь в хлопотах по делам царским носится, погонять в схватках с палками вместо оружия, самому размяться…
Однако рассудок тут же взял верх: дела податные свободных часов на баловство не оставят, а платить за постой лишних ртов тоже не резон.
На Мирона-ветрогона
[32]
подьячий добрался до Холмогор, остановившись на уже знакомом постоялом дворе, денек отдохнул – поев горячего и попарившись в бане, а с утра пошел в съезжую избу разбираться с их росписями и отчетами.
День прошел как день, обыденно, но когда Басарга вышел из избы на вечернюю улицу, следом за ним от забора отделились несколько угрюмого вида мужиков. Боярин заметил их сразу: уж столько раз его бить и резать пытались за последние годы, осторожность в кровь и плоть впиталась. Однако вида не подал: подумаешь, четыре смерда, ничего, кроме ножей, на поясе не имеющих? Где обобрать попытаются – там всех четверых и положит. Подьячий даже отвернул с широкой улицы вправо в переулок, дабы сечей и кровью прочих горожан не пугать. Душегубам, понятно, переулок темный тоже удобнее – тут кинуться и должны.
